Антропология и обретение Смысла Опции

[Ratan]

Это попытка постановки проблемы, навеянная разговором о постмодерне.
В текстах С.Е.Кургиняна постоянно всплывает мысль о самоидентичности и обретении субъектности как условии политического (и не только политического) действия. Этот процесс предстает также как обретение Смысла. Здесь написание «смысла» с большой бу-квы имеет в виду подчеркнуть, что речь идет о смыслах стратегических, генеральных (ме-тафизических) и т.п., т.е. о смыслах, определяющих жизненный путь исторического субъ-екта, если речь идет об обществе, или жизненную стратегию личности, если речь идет о человеке. Эта мысль представлена в текстах в прямой и косвенной форме. Я воспользу-юсь цитатой, в которой она выражена прямо: «Между тем, подлинная власть не носит ве-щественного характера. Миром правит невещественное. Так это происходит везде. И нам не удастся отгородиться от этого. Не будет здесь царства своего Смысла – здесь будет царство чужого Смысла. Или царство Антисмысла. Последнее даже более вероятно… Ближайшие 25 лет распадутся на три периода. Первый – осознание роли Смыслов. Второй – выработка Смыслов. Третий – переход от смыслообновления и смыслоконсолидации к переменам…» http://www.kurginyan.ru/publ.shtml?cmd=art...=10&id=1940
Если актуальный политический анализ выводит на «метафизические» вопросы обретения смысла, то есть резон обсудить, как это совершается в человеческой истории.
Общий тезис заключается в том, что всякая культура имеет свое представление о человеке и смысле его существования, и в этом плане можно говорить об антропологическом на-полнении культурных смыслов и об антропологии как сфере знаний и представлений (пе-реживаний). В этом контексте под антропологией понимается не только набор теоретиче-ских представлений о человеке, но, как уже отмечено, некий интегральный образно-понятийный концепт, образующий по сути фундамент культуры. Это представление о че-ловеке (эта антропология) оживает в искусстве во всех его формах и вообще во всем, что касается человеческих переживаний и поступков человека и социальных групп в опреде-ленной культуре. Указанное соотношение прослеживается во всех культурах и на всех этапах ее развития. Например, эволюция культуры античного греческого полиса предстает как движение от мифа к Логосу, т.е. к концепции человека, соотнесенного с реальность через мышление и познание. Осмысленное и рациональное действие становится в ней культурным образцом уже на ранней стадии становления (рационализация мифа). Рацио-нальным ядром формирующейся культуры становится философия, в которой проблема человека внятно сформулирована в философии Сократа, сократических школ и в после-дующем ее развитии. Учение Конфуция обращено к человеку, к этике его поведения и со-держит в себе образ благородного мужа, задающий модель поведения человека элиты. Христианство создало образ солидарного человека (все люди братья), ставшего этическим основанием христианских общин, и принципы поведения человека христианской веры (нет больше той любви, как если кто отдаст жизнь свою за другие своея) благодаря кон-цепции единого бога, сотворившего мир и человека. И т.п. Создание образа человека все-гда включает в себя представление об его взаимоотношении с внешним миром (космосом, природой, Небом и пр.) и принципы таких взаимоотношений неотделимы от самой антро-пологической модели. Европейское Просвещение сконструировало антропологию, в кото-рой человек есть свободный индивид с его естественными правами, появление которой решающим образом предопределено европейской реформацией. Наконец, постмодерн как культурная программа в определенных отношениях опирается на антропологию эпохи модерна (самодостаточный индивид), но вносит в нее принципиальные качественные из-менения, проводимые под лозунгом борьбы с рационализмом Просвещения за новую ра-циональность.
В таком контексте постановка вопроса о противостоянии постмодерну и об альтернатив-ном историческом проекте как проекте развития, должна в глубоком культурном фунда-мента опираться на антропологию (образ человека), адекватный новому повороту исто-рии. Понятно, что необходимый антропологический образ могут выразить в философии и культуре определенные люди, но родить его может только так или иная культура или не-кий культурный синтез. В повестке дня вопрос: какой должна быть модель человека спо-собная заместить антропологические представления постмодерна?
1.Антропология европейского просвещения базируется на концепции атомарного челове-ка (индивида). Она рождена европейской культурой в результате своеобразной «мутации», происходившей в период Возрождение-Просвещение. Свое рациональное оформление эта антропология получила в философии эпохи Просвещения. Альтернативное мироощуще-ние базируется на образе «солидарного человека», т.е. идее человеческого единения, вы-званного не столько материальной потребностью (глобальный рынок), но самим понима-нием жизни и отношением к жизни. В основе такого отношения к жизни лежит идея че-ловеческого братства, вытекающего из самого факта существования людей. Итак, проти-востояние постмодерну в сфере духа, в сфере метафизики должно опереться на антропо-логигию солидарного человека, выраженную в самосознании общества (философия), а также выраженную всеми иными средствами культуры.
2.Какая культура (какие культуры) были и могут быть местом рождения такой метафизи-ки человека? Вообще-то, все традиционные культуры в той или иной мере альтернативны постмодерну (и европейскому модерну с его идеей нации), но не все культуры смогли адаптировать идею солидарного человека и человечества для уровня индустриального развития. Это смогла сделать русская культура в силу исторических обстоятельств (так Бог замыслил о России, мог бы сказать В.С.Соловьев) и в силу глубокого внутреннего со-лидаристского потенциала, накопленного многовековым развитием. Без какого-либо рус-ского шовинизма следовало бы сознавать, что Россия то историческое культурно-историческое место, где должен был произойти и происходил культурный синтез, способ-ный выплавить адекватную антропологию и соответствующее ей мировоззрение. Оглядка на интеллектуальный опыт запада здесь совершенно необходима, но именно оглядка, обеспечивающая собственное историческое движение.
3.На сегодня опыт русской культуры в этом плане не востребован ни практически, ни ин-теллектуально, что является крупным провалом интеллектуальной работы сегодняшнего дня (точнее, «провалом» можно назвать отсутствие интенсивной интеллектуальной рабо-ты в обсуждаемом здесь направлении). Между тем, солидаристское «всечеловеческое» чувство пронизывает всю историю русской культуры, включая, несомненно, советский период. Материал здесь богатый, я приведу скромный и рядовой пример проявления тако-го чувства всего лишь как иллюстрацию. Всем известная хорошая советская песня «Вечер на рейде», и я спрашиваю иногда своих коллег: могла ли в американском обществе (или в европейском) родиться такая простая и проникновенная словами и музыкой песня о «дружбе большой, о службе морской…»? Может и могла, может и есть что-то подобное, но все равно названный мною советский прецедент корнями уходит в солидаристское чувство русского человека.
4.Где и как должна выстраиваться антропология человеческой солидарности в современ-ных условиях? С одной стороны, она явлена православным религиозным сознанием. Од-нако оно может быть историческим основанием, а не актуальным проектом. Модерн заме-нил веру знанием, наукой. Обратное движение уже невозможно без отступления и архаи-зации (чему, на мой взгляд, способствует сегодня руководство РПЦ). Необходима рацио-нальная (научная по форме) антропологическая концепция, раскрывающая солидаристкую природу человека. Опять-таки, определенные шаги в построении такой модели были сде-ланы в русской дореволюционной (до 1917 года) философии. Практически мы там не встретим идею «свободного индивида» (я не говорю о европейских подражателях вроде Б.Н.Чичерина). От анархиста Бакунина, писавшего о солидарности в животном и челове-ческом мире, до В.С.Соловьева с его «Оправданием Добра», являющимся по сути апофео-зом солидаристской антропологии в русской философии (и потому вызвавшей принципи-альное неприятие со стороны Б.Н.Чичерина). Более того, В.С.Соловьев утверждает идею, что общество (государство) есть собирательный орган делания добра. Такой постановки вопроса мы не найдем в западной философии, она прямо противоположна гоббсовскому естественному состоянию общества как борьбы всех против всех.
5.Рационализация солидаристской антропологии не может опираться только на философ-ские сочинения, она должна включить в себя также опыт «культурной антропологии», эт-нографии, археологии и естественно-научной антропологии. Проще сказать, она должна быть интегральным синтезом научного знания и философского метода. Такая работа прак-тически не начата, и такая работа, по моему убеждению, может быть сделана только в России на ее культурном основании (во всяком случае, она необходима историческому будущему России). Причина здесь в том, что «солидарстская антропология» не может быть чисто теоретической интеллектуальной конструкцией. Она должна опираться на культурный опыт, вырастать из соответствующего культурно-исторического слоя. Всякие рациональные конструкции антропологического плана определенным образом соотнесены с жизнью народа (народов). Например, утверждение Н.Ф.Федорова, что «добро есть про-дление жизни живущим и возвращение ее умершим» в рационально-рассудочной культу-ре запада будет понято совсем иначе, чем в православном мироощущении русского фило-софа. Нужен культурный контекест.
6.Еще раз. Если актуальный политический анализ приводит нас к тому, что мы оказывает-ся перед границей, разделяющей метафизическую реальность (реальность культурно-исторических смыслов) и актуальную действительность, то необходимо перейти эту гра-ницу и открыть дверь в «метафизику». Это необходимо для поиска фундаментальных средств анализа и, что еще более важно, для решения задачи синтеза тех смысловых кон-струкций, на которые должна опереться концепция истории, альтернативная политиче-скому постмодерну.

[Bang]

Ratan

Этот лозунг был в свое время выражением солидарного чувства справедливости. За ним стоял не чистый материальный интерес, например, "нормально (комфортно) пожить". а устремленность к всечеловеческому принципу, реализация которого начиналась здесь в России.

Вот! Чувство справедливости! Оно было первично. Это желание устранить несправедливость, неправду этого мира. Не для того чтобы скинуть мистеров-твистеров и встать на их место, гедонистически пожирая прибавочную стоимость, а чтобы переустроить мир так чтобы он был более правильно, более справедливо устроен. Во всем этом единый лингвистический корень "прав", отсюда правота, правое дело, правильное дело, правда, справедливость. Вы же не ставите акцент на этом корне а весь упор делаете на солидарности как таковой. Но солидарность вообще она эфемерна. Ее не существует. Есть солидарность декларируемая, примерно как сейчас на основе общечеловеческих ценностей, но она тут же рассыпется когда период баланса и стабильности исчезнет. Я не против такой солидарности как приятный довесок к высокому уровню экономического развития и ослабления межклассовых противоречий. Но Вы же пишите о всечеловеческой солидарности за которую надо бороться. Это нечто другое. Может быть я Вас не внимательно читал но я еще не слышал от Вас чтобы Вы говорили о солидарности на основании чего-то. А именно солидарность на основании чего-то а не вообще имеет какие-то исторические шансы. Солидарности вообще не бывает. Можно говорить о религиозной солидарности. Например на основании христианских ценностей, получим соборность. Можно говорить о солидарности на основании идеологических ценностей. Кто-то за капитализм, кто-то за коммунизм. Но солидарности вообще (подлинной), т.е. без всяких оснований, когда они взаимно упраздняются в виду антропологического разнообразия, не будет никогда, это утопия.

Поэтому чувство справедливости и только! И Вы правильно сказали что оно сближает людей. Политическая борьба за идеалы, как и война за родину, вообще сближает людей. Но сперва жажда устранить неправду, несправедливость этого мира. Я все-таки считаю, что акцент в поисках утраченного смысла надо ставить на справедливости а не на солидарности. Вернее если говорить об антропологии на чувстве справедливости а не солидарности. Солидарность появится сама когда справедливость восторжествует. "Люди потянутся"... Да и само понятие справедливость включает в себя солидарность, потому что справедливость это когда без оговорок ДЛЯ ВСЕХ. Вот это солидарно объединяет людей. Рельная борьба, реальное ощущение реализуемости поставленных социальных идеалов. Только в борьбе можно переустроить мир, хотя бы сперва наш сугубо российский нацинальный мир. А когда мир устроен правильно тогда и песни поются и кино снимается и женщины детей рожают...

Формирование капиталистических наций включало в себя чувство национального эгоизма. Пусть в разной степени и в разных формах. Но принцип конкуренции предполагал, что нация выходит на конкурентное поле как некое целое. России это принципально чуждо, если она радетельница за справеливость и нравственную правду. Сами же говорите, не в силе бог, а в правде.

Безусловно у западных стран развито чувство национального эгоизма. В принципе я считаю это естественным равно как и собственный эгоизм присущий человеку. Эгоизм это основа интереса, движущая сила социальной молекулы. Другое дело что существуют крайности, когда мы какую-то антропологическую характеристику доводим до крайней черты на измерительной шкале. У западных стран ведь не только эгоизм но и национальное себялюбие. А это уже нам, русским, чуждо (гордыня и проч). Но и национальный альтруизм для меня тоже отклонение от нормы. Знаете когда страна больше заботится о чужом эфиопском ребенке (болеее в политических целях а не идеологических, т.е. мотивы тут разные) и забывает собственных это уже не Родина-мать а мачеха. За здоровым эгоизмом стоит такое понятие как "национальный интерес". И у России тоже есть национальные интересы (не путать с интересами правящей верхушки на данный момент). Но наш национальный эгоизм не должен переходить черту и быть в ущерб кому-то. Тут уже наше историческое чувство правды не позволит. Ведь не было же у России колоний. А у себялюбивого Запада они были... А Запад нам тычет. Чем тычет? А станьте национальными альтруистами! Пусть ваши национальные интересы будут не просто на нуле, а ниже нуля, с отрицательным знаком! Давит на совесть, паразит, знает что делает. Ведь мы чувствительны именно к "чувству правды", почему бы тут не поманипулировать. Так же и с этими "покаяниями"... Вообще я как-то сомневаюсь что позднесоветский политический класс мог один интеллектуально спроектировать Перестройку. Ну не верю я что так могло у него всё гладко получиться и прокатиться как по маслу. Без "консультантов" извне наверно не обошлось. Боюсь Запад знает нас лучше, чем мы сами себя...

Если я декларирую правду божию это не значает что любой может мне подойти и сказать "отдай свою рубашку" и я ему отдам. Я не хочу воспитывать паразитов. Я не хочу и не могу ходить голым, но могу болеть за то чтобы у всех были рубашки, а это не возможно без задевания интересов ключевых выгодополучателей "мира сего", т.е. не сталкиваясь с интересами капитала. Поэтому если мы объявляем идеалом справедливость, то он может стать мировым, потому что имеет вот эту вот доминанту "ДЛЯ ВСЕХ". Но идеал солидарности мне не светит, именно как социальный идеал, как цель некого проекта. Я ОЧЕНЬ БЫ побоялся идти с таким идеалом в политику, т.е. реальную жизнь, ибо без тщательного осмысления и переработки самого себя это легко может вылиться в социальный эксперимент. А люди должны осязать реализуемость поставленных идеалов, "пощупать" их сквозь толщу будущего времени и ради этого они будут готовы отказаться от джинсов (тем более постсоветские люди ими уже до рвоты наелись). Горизонтные или загоризонтные идеалы "пощупать" нельзя, их можно только "смаковать" как мечту.

Скажите лично Вы верите в солидарность? То есть живете ли тем что когда-то этот идеал воплотится?

Любое мобилизующее слово должно соединить разорванную сегодня историю нашего народа и указать на реальный образец того идеала, к осуществлению которого оно призывает. На мой взгляд, советский период развития был «моментом истины» для России (в современной истории). И при отрицании ценностей советской эпохи (о социальных формах ничего не говорю) никаких слов произнести невозможно, поскольку уничтожается питающая их почва.

Поэтому первым шагом, призывом на пути к справедливости будет объявление постсоветского режима преступным (антинациональным). Конечно это не должно быть вставанием в позу. Должен найтись сильный политический лидер, субъект, некая группа людей, которая это скажет достаточно убедительно а не просто сотрясет воздух. Будет иметь за душой некие основание (хотя бы сила духа и желание иди до конца). Сначала надо отрицать отрицателей ценностей советской эпохи. Именно тут узловая точка которая может зажечь людей. Именно здесь вопиет на весь мир несправедливость. А ключевой пункт от которого трясется (по ночам) вся клептократическая квазиэлита это "пересмотр итогов приватизации", т.к. это альфа и омега ее существования и воспроизводства. Эта "игла Кащея" охраняется многоэшелонированной обороной. Даже Примаков в свое время не смог пробить частичный пересмотр итогов приватизации в ее совсем уж криминальном ключе. Со временем преступность совершенного со страной будет становится все более очевидной. Поэтому все усилия направлены именно на расчеловечивание изнутри, на обуратинивание, а не на явную репрессивную борьбу, которая конечно тоже есть но скорее для вида, для устрашения. Поэтому и песни не поются и женщины не рожают... Потому что все подсознательно чувствуют стратегическую бесперспективность. Хочешь не хочешь но вставать и драться придется. А это не возможно без веры. А это невозможно без осознания своей правоты. А это невозможно без актуализации вопроса справедливости.

Глабальный "кидок" всей страны ради интересов ничтожного меньшинства та проблемная область где можно зажечь людей на политическую борьбу, пробудить в них желание переустроить мир более правильно. Конечно есть опасность и демагогов и прочего но не "грязных" путей все равно нет, на мой взгляд.

[Ratan]

'Bang' date='21.9.2009, 14:57' post='7006']

Мы в вопросе о солидарности начинаем, похоже, ходить по кругу. На мой взгляд, Вы отнеслись к этой теме слишком эмоционально. Я вынужден коротко повторить то, что уже фактически мною уже сказано.

Вот! Чувство справедливости! Оно было первично. Это желание устранить несправедливость, неправду этого мира. Не для того чтобы скинуть мистеров-твистеров и встать на их место, гедонистически пожирая прибавочную стоимость, а чтобы переустроить мир так чтобы он был более правильно, более справедливо устроен. Во всем этом единый лингвистический корень "прав", отсюда правота, правое дело, правильное дело, правда, справедливость. Вы же не ставите акцент на этом корне а весь упор делаете на солидарности как таковой. Но солидарность вообще она эфемерна. Ее не существует.

Как такового ничего не существует. Например, нет справедливости как таковой. Западный человек понимает справедливость иначе, чем человек традиционного общества. Для западного человека закон станет критерием справедливости и несправедливости, для нас же важна суть отношения к человеку в акте справедливости и несправедливости. Вы взываете к нашему чувству справедливости, так оно основано на человеческой солидарности, т.е. на нашем признании человеческого достоинства по факту человеческого рождения, а не по признаку, например, принадлежности к цивилизованному или нецивилизованному народу. Соловьев приводит в пример мораль готтентота, который будет считать несправедливым, если у него угнали скот, но справедливым, если этот скот угнал он у кого-то. Или «справедливость то, что выгодно сильнейшему» - софистический тезис, мастерски обыгрываемый в платоновском диалоге. Но это все не та справедливость, что базируется на солидаристском чувстве, объединяющем людей. И Вы напрасно ополчаетесь на термин. В прошлом сообщении я ясно выразился, что солидарность всегда принимает определенные исторические и культурные формы. Призывать к солидарности как таковой бесполезно. Призывать к рабоче-крестьянской солидарности ради реализации определенного исторического идеала. – это имело прямой идейный и практический смысл. Солидарность это понятие, которым выражен тип отношений, присущий человеку по его культурно-историческому происхождению Делание добра есть проявление человеческой солидарности, и жизнь человека как культурного вида невозможна вне делания добра. Это, так сказать, внутривидовое отношение, внутривидовая необходимость, вне которого невозможен и сам вид. Мир капитализма не хочет быть солидарным со всем человечеством, не хочет делать добро. Он ограничивает солидаристские отношения (только для своих), следствием чего становится делание зла теперь уже в глобальном масштабе. Человеческий прогресс в некотором смысле есть осознание и расширение солидаристских начал, распространявшихся от родовой солидарности до общечеловеческой (в Евангелие, например). Вообще-то тема несколько теоретичная, но появление этой темы имеет свою необходимость. Все мировоззрение буржуазного запада выстраивалось и выстраивается на концепции атомарного самодостаточного и свободного (эгоистического) индивида. Даже этика получает меркантильное основание в форме тезиса: дружит выгоднее, чем воевать. Но ведь при первой возможности воюют. Альтернативное мировоззрение должно строиться на альтернативной антропологической модели. И эта модель не вымышлена, но извлекается из реальности (например, из нашей истории, но не только из нее, из истории всемирной на ее на положительных и отрицательных прецедентах). Об этой альтернативной модели речь и идет. Христианство, утверждая любовь к ближнему до самопожертвования, не считало при этом всех людей святыми. Оно указывало идеал. Также и версия солидарного человека указывает на тот тип отношений, который в развитой форме был реализован в советском обществе.

Но солидарности вообще (подлинной), т.е. без всяких оснований, когда они взаимно упраздняются в виду антропологического разнообразия, не будет никогда, это утопия.

Солидарность в тех или иных формах существует всегда, в том числе и в обществе, декларирующем атомарного индивида. Я уже сказал, люди не могут существовать вне названного отношения

Горизонтные или загоризонтные идеалы "пощупать" нельзя, их можно только "смаковать" как мечту.

Ну почему же? На мой взгляд, советсткая власть пощупала «загоризонтные» идеалы. У многих ностальгия по ним. Да вот «внутригоринознтная» жадность до комфорта их загородила на сегодня. Кстати, характерно, что гедонизм по сути своей эгоистичен и солидаристкого чувства лишен. Даже в России совместная выпивка дружбы не рождает, а дружба из категории солидаристских отношений.

Скажите лично Вы верите в солидарность? То есть живете ли тем что когда-то этот идеал воплотится?

А зачем в нее верить. Это факт человеческих отношений, факт неотъемлемый. Иначе не было бы Матросовых.

[Ratan]

Ratan
Пишу сам себе как продолжение предшествующего сообщения.

Солидарность в тех или иных формах существует всегда, в том числе и в обществе, декларирующем атомарного индивида. Я уже сказал, люди не могут существовать вне названного отношения.

Вообще-то напрашивается мысль, что солидарность вроде бы как светлое будущее, столь же неотвратимое, как и коммунизм в искренней и честной пропаганде прошлого (когда пропагандисты верили в то, что говорили). Нечто подобное имел в виду В.С.Соловьев, когда говорил о всеединстве. Либо всеединство (человеческое братство), либо тотальная война всех против всех (Соловьев так прямо не говорил, это моя интерпретация). Вот и весь смысл проблемы солидаризма. Но при этом нужно понимать, что ни Соловьев (ни я вслед за ним) не представляем всеединство как некую сусальную картинку, когда все лобзаются, надев, к примеру, красные (или трехцветные банты), а конфликты (классовые или иные) забыты как дурной сон. Движение к «всечеловеческому братанию» есть трудный процесс синтеза народов и культур в некое солидарное (не отвертеться от этого словечка) всечеловеческое состояние. Тут невольно вспомнишь, «русский с китайцем братья навек, крепнет единство народов .. и вот, плечи расправил простой человек, крепче шагает простой человек», ну и далее кто помнит, «Сталин и Мао слушают нас…». Что сегодня можно сказать о солидарности китайского и русского народов? Вопрос и не праздный и не простой, многое можно наговорить. Но в любом случае можно ставить вопрос о глобализации как объединении народов на основе этики «делания добра» (и это по-своему выражено в названном «политическом хите») и ответственности за жизнь на планете (и не только на ней), либо же вести речь о глобализации как войне всех против всех (рыночный принцип), управляемой теми, кто извлекает пользу из этой тотальной борьбы. И что особенно интересно, Соловьев не думал, что всеединство придет само собой, наступит с необходимостью, предопределенной Творцом. Нет, говорит Соловьев, оно зависит от нашего действия и наступит только через осознанный выбор и борьбу (борьбу со злом как отпадением от всеединства). Добрый смысл жизни, попранный нашей перестройкой, вот путь к всеединству, и он утверждается через борьбу со злом. А если вдруг человек не захочет борьбы со злом, может быть такое? Может быть, но это и будет отказом от жизни и дорогой к смерти. От человеческого решения зависит человеческая судьба, она не предрешена. Выбор небольшой, он всегда в поле категорий добро и зло. На деятельном проявлении добра настаивал Соловьев, за это его не любили, в том числе наша святая РПЦ в лице ее иерархов, которая не допускала мысли, что на ее солнечном лике могут быть пятна. Она и сегодня также думает и действует.
Но сюжет, который на сегодня более актуален, и которому посвящена книга Кургиняна «ИиИ», этот вопрос о развитии. Сергей Ервандович глубоко ныряет в поиске решения этой проблемы. Он хочет решить вопрос на уровне метафизическом, раскрывающем первопричины развития. Этим обусловлена апелляции к черным дырам в космологии Большого взрыва, Танатосу Фрейда и превращенным формам Маркса. Такая постановка вопроса требует специального обсуждения. Я же хочу поставить вопрос так. А в рамках антропологии (культурной антропологии ХХ века, эволюционной естественнонаучной антропологии или философской антропологии) можно ли подступиться к этому вопросу. В конце концов ведь речь идет о человеческом развитии. Даже если у этого развития есть глубинные метафизические основания (как и в метафизике всеединства В.С.Соловьева), то реально они проявляются в развитии человека и человеческого общества, даже если создатель избрал такое средство реализации своей конечной цели. Вот в рамках этого «средства» можно ли указать на развитие как необходимость человеческого существования, ну как на необходимость движения для велосипедиста, без которого он просто упадет.
Один из подходов к проблеме открывается представлением о деятельной природе человека. У кого и как она выражена – это вообще-то проблема для исследования, в том числе, претендующего на ученую степень. Ведь в протестантской трактовке легенды об изгнании из рая человек представлен как существо сугубо деятельное. Он ищет спасение (точнее, ответа на вопрос о собственном спасении) через труд, через преобразование природы. Такой путь оставил ему создатель для возвращения в эдем, точнее, для возвращения к богоизбранным. Может быть это протестантское сознание оказало свое влияние и на Маркса, в конце концов, он из семьи выкреста. Не знаю точно, но скорее всего отец Маркса принял лютеранство, не православие, это уж точно. Человек в деятельности преобразует мир и в ходе преобразования мира преобразует и самого себя, утверждает Маркс. Этим нельзя исчерпать понимание социогенеза и понимание истории. Но даже если только этот тезис принять во внимание, а не принять его просто нельзя, то придется согласиться, что, встав на путь деятельности, человек уже не может остановиться. Обратной дороги – нет! Он обречен либо на прогресс (развитие) либо на регресс, что равносильное отказу от того эволюционного пути, на котором он оказался в силу обстоятельства антропо- и социо-генеза. Человек создал культурный (искусственный) мир, это мир без усилий человека может только деградировать. Тем самым человек обрек себя на непрерывный «путь наверх» («в поте лица будешь добывать хлеб свой»). Он должен поддерживать искусственную культурную среду во всех ее проявлениях, как материально-деятельных, так и смысловых (идеальных). Вне зависимости от того, есть темная энергия и темная материя, или нет таковых, человек обречен бороться с энтропией, разрушающей культурную среду. В его антропосоциогенезе скрываются неустранимые побудительные мотивы к развитию. Таким может быть антропологический разворот метафизического поиска.

[Ratan]

человек обречен бороться с энтропией, разрушающей культурную среду. В его антропосоциогенезе скрываются неустранимые побудительные мотивы к развитию. Таким может быть антропологический разворот метафизического поиска.

Продолжение сюжета, отчасти промежуточный финиш, как-то нужно было завершить начатое «послание».
Возможно, необратимость развития является своеобразным законом для живых систем, может для всех, может для некоторых. Во всяком случае, регресс, которым сопровождается вымирание вида, это не возвращение назад по пройденной траектории, но именно путь вымирания. Впрочем, не любимый ныне Ф.Энгельс писал когда-то, что знание общих законов (законов диалектики) не избавляет от выяснения конкретных закономерностей. Так и в нашем случае, если даже принять анти-энтропийность такой живой системы как человеческое общество за универсальный закон (или непрерывно сражаешься с энтропией или сходишь с эволюционной тропы), то этим не отменяется поиск конкретных механизмов, принуждающих к такой траектории.
По отношению к предметной среде это положение более чем очевидно. Вся искусственная материальная среда ржавеет, гниет, разлагается, если человек ее не поддерживает и не воспроизводит. Возникает вопрос, а можно ли воспроизводить материальную среду, закрепившись на каком-то уровне? Ведь были же, как иногда полагают, продолжительные эпохи, не отмеченные материально-техническим прогрессом. Короче, можно ли все-таки остановиться, вопреки предполагаемому общему закону? В полном объеме вопрос встанет так: можно ли остановить развитие, остановить исторический процесс, заместив его неким симулякром исторического процесса?
Обнаружение архаических племен, по всем признакам действительно остановившимся в развитии, казалось бы дает положительный ответ на вопрос. Но такому ответу есть встречные возражения. 1.Остановки возможны для отдельных сообществ (подвидов или популяций), но не для человеческого вида как целого, вставшего на новый эволюционный путь. Но и отдельные сообщества, находящиеся в стагнации, можно видеть под разными углами зрения. Европейцы нашли племя, жившее в дебрях африканского леса и обеспечивавшее себе жизнь освоением тех ресурсов, которых он в себе скрывал. Трудная и напряженная жизнь, осваиваемые ресурсы в общем-то скудные. Европейцы решили помочь и вывести это сообщество из леса (на опушку хотя бы), чтобы облегчить их жизнь «Облегчили», сообщество распалось, распались скрепы, его соединявшие (добавился и физиологический фактор в виде заболевания глаз, они не были привычны к яркому свету, поскольку жили в тени леса). Это были культурные скрепы, т.е. культурные (смысловые, символические) программы поведения, воспроизводившиеся в сообществе. Считать ли, что сообщество, находившееся в условиях ограниченных природных ресурсов, не развивалось? Ведь в нем шла непрерывная работа по воспроизводству культуры, только и делавшей это сообщество способным воспроизводить себя как отличное от животных сообществ. Само воспроизводство культуры не есть ли уже факт развития? Ведь любое отступление в культурном плане есть регресс и шаг к смерти.
2.И здесь обнаруживается другое важное обстоятельство. Все то, что мы называем деятельностью, производством и т.п. – все это существует только в контексте культуры. Общество должно воспроизводить человека, способного к деятельности, воспроизводить сообщество в целом как способное к деятельности. А эта способность не существует вне мотивации. Если человек не хочет работать, заставить его невозможно. Можно вынудить к работе угрозой отъема жизни, но пробудить творческий труд индивида, а уж тем более сообщества, такие меры не смогут. Достоевский проблемой развития специально не занимался, но в силу своего творческого гения точно сформулировал мысль: обратитесь в хамство – гвоздя не выдумаете. Предметная деятельность (производство) живет в контексте культуры. Воспроизводство и развитие – это прежде всего воспроизводство и развитие культурных смыслов, культурных программ поведения (для чего жить). Предметная активность вообще-то сама является культурной формой, т.е. искусственной формой активности, воспроизводимой социогенетически. Но она остается средством жизни, средством активным, изменяющим жизнь. Но сама жизнь сообщества программируется и воспроизводится культурными смыслами, мотивирующими человека и сообщество. Инстинкт жизни (Эрос) перемещается в культуру. Т.е. он может действовать и действует как биологический инстинкт на уровне индивида, хотя и вынужденного реализовывать его в культурных формах. Но для сообщества как целого (и уж конечно для человечества как целого) он трансформируется в культурные формы и поддерживается культурными смыслами, явленными как в образной, так и в абстрактной форме. Внешний покой в плане технологического развития может скрывать глубокую работу по развитию внутреннему, которое может заключаться в наработке смыслов, способных мотивировать к жизни, давать жизнь, т.е. давать ей смыслы, способные устоять перед любыми вызовами. Внешний стремительный технологический взлет Запада в последние 200-300 лет и его могущество, основанное на техническом прогрессе – можно ли считать это развитием по внутреннему культурному плану? Отрицательный ответ здесь конечно неуместен. Развитие, конечно, имело место, но развитие одностороннее и угрожающее (не мои слова, Шпенглер). И можно ли считать отсутствием развития состояние России в 19 веке и ее внутренний интеллектуальный поиск вопреки внешним и собственным же внутренним условиям? В технологическом плане развитие по меньшей мере замедленное, это факт. Но измеряется ли развитие удобствами городской жизни? Или его нужно мерить плохо формализуемым критерием способности отвечать на вызовы и находить смыслы для продления жизни человека и человечества (и даже возвращения ее умершим, как этого хотел Н.Федоров)?
Все это может и тривиально, но заставляеть вновь и вновь возвращаться к центральной теме: антропология и обретение смысла. Сегодня индивид обладает большой автономией (свободой), что не является подарком естества (естественных прав) или политической системы. Это следствие развития и усложнения социальных структур. Через человека (индивида) идет воспроизводство и поддержание жизни сообщества (а индивид существует только в сообществе), через его мотивации, через его понимание смысла жизни. «Развитие» и развитие человека становятся синонимами. Появляются критерии для оценки трендов по тому образу человека, который в них формируется. Как мы отвечаем на вопрос, что есть человек, так и выстраиваем траекторию жизни (или траекторию смерти). Что в этом плане предлагают сегодня основные культуры, в том числе – культура России, ее традиционная культура, а не культура тех, кто мечтает встроиться в западное сообщество своими нефтяными и газовыми полями? Какая антропология нужна сегодня, вот вопрос теоретического и мировоззренческого плана.

[Ratan]

'Ratan' date='27.9.2009, 7:15' post='7181']

Поток сознания. Если неуместный, то пусть администрация остановит. Но все это в тему «антропология и обретение смысла».

Через человека (индивида) идет воспроизводство и поддержание жизни сообщества (а индивид существует только в сообществе), через его мотивации, через его понимание смысла жизни. «Развитие» и развитие человека становятся синонимами.

Да, развитие и развитие человека суть одно и тоже. Система (человеческое сообщество) воспроизводится через воспроизводство людей (индивидов, особей). Речь идет, разумеется, не о биологическом (это самой собой) воспроизводстве, но о воспроизводстве культурном. Человек воспроизводится как носитель определенных программ поведения. Точнее сказать, воспроизводящее себя сообщество должно воспроизводить структуру, сетку взаимоотношений. Но эта структура воспроизводится через поведение людей и через их деятельность (здесь есть тонкости). Общественные революции всегда связаны с тем, что обществу предлагается другой тип поведения, и стало быть другой тип ценностей и мотиваций. Если этот тип поведения несовместим с общественной структурой, поддерживающей другое поведение, то структура должна отступить. Она отступает перед массовым изменением поведения, захватывающим все общество или его значительную часть. Речь не идет о непременном разрушении структуры, речь может идти об изменении ее функциональных целей и средств достижения последних. Структуры, не соответствующие основному типу поведения, устраняются. Октябрьская революция несла ценности и мотивации, несовместимые с прежними общественными структурами, несовместимые также с мотивациями «западной демократии», если под демократией понимать здесь не сугубо инструментальную ее сторону (выборность при всеобщем и равном голосовательном праве), заслоняющую суть, а образ жизни, т.е. общественную систему со всем набором ее качеств с ее ценностными доминантами. Общественные структуры советского периода были выстроены под новые ценности, а их воспроизводство основывалось на воспроизводстве мотивирующих ценностей. В основе всегда определенное поведение, в которое впечатано одновременно отношение к материальной производящей деятельности. Воспроизводство общества через поведение людей означает, что каждое поколение заново переживает его ценности, переживает их как ценности личного существования. Всякий раз онтогенез воспроизводит филогенез, и фундаментальным фактором этого процесса является воспроизводство ценностей (или просто культурных смыслов) солидаристского характера, т.е. ценностей, объединяющих людей данного сообщества и соединяющими их с другими сообществами. Поэтому приходится отметить по ходу, что абстрактный, свободный, наделенный естественными правами самодостаточный индивид есть всего лишь выдумка, культурный миф Нового времени, потребовавшийся для того, чтобы выстроить общественные отношения на основе этого мифа. Отношения, соответствующие мировоззренческому настрою мифа, а не природе человека. Но это отдельная тема, не о ней сейчас речь.
Речь о том, что воспроизводство человека и человеческого сообщества по природе своей процесс инновационный, т.е. обреченный на развитие (или на его альтернативу, т.е. деградацию и смерть). Есть смысловое ядро, воспроизводимое в поведении индивидов и в социальной структуре, поддерживающей это поведение. Но формы реализации (опредмечивания, овеществления, осуществления и т.п.) доминантных мотиваций (смыслового ядра) могут изменяться. Более того, они с необходимостью изменяются в силу множества обстоятельств, которые выражаются через изменение среды, в которой осуществляется поведение. Эти изменения могут быть неконтролируемые, вносимые внешними обстоятельствами. Они могут быть инновациями, вносимыми осознанно или неосознанно индивидами и социальными группами, наконец, они могут возникать просто вследствие инновационного характера предметной преобразующей деятельности. Речь идет о предметной деятельности, реализуемой в ведении хозяйства, в тех трудовых и технологических процессах, которые осуществляются в рамках хозяйственной деятельности. Если жизнь животного опирается на врожденные комплексы действий, адаптированные к природной среде, то на предметные действия человека такие ограничения не наложены. Каждое поколение заново овладевает предметным действием и каждое может вносить и вносит инновации, позволяющие решать задачи более эффективно и более продуктивно. Эпоха модерна склонна рассматривать все предшествующие стадии как стадии аграрного общества, не только чуждого, но и враждебного инновациям. Да, традиционное общество не стремилось к тем инновациям, к которым устремилась эпоха модерна (возрастающий комфорт и высокая оценка всех социальных и культурных особенностей общества, способствующих достижению этой цели, науки, прежде всего). Но, всмотревшись в любую эпоху, мы видим неуклонный деятельностный прогресс. Частный, может и не самый характерный пример, но, все-таки. Данайцы не могли взять стен Трои, они пошли на известную хитрость, спрятав воинов в подаренного деревянного коня. Но вот в эпоху эллинизма взятие городов осуществлялось с помощью гелеполей, передвижных осадных башен, рекордная высота такой башни 58 метров. Думаю с таким техническим средством, помноженным на воинский энтузиазм данайцев, им не пришлось бы торчать под стенами Трои 10 лет. В общем, хозяйственная деятельность является фактором инновационным и К.Маркс прав в своем утверждении, что, преобразуя мир, человек преобразует самого себя. Правда, это утверждение нельзя понимать прямолинейно. Одно связано с другим, но связь не прямая. Человек преобразует искусственную среду, в которой он только и может жить (после того как встал на деятельностный путь эволюции). Но мотивации к деятельности, к преобразованию, к инновациям скрываются не в самой деятельности, но в тех смысловых структурах, которые программируют и мотивируют социальное поведение индивида, которые мотивируют саму деятельность. Жизнь должна быть наполнена смыслом. Но каким смыслом или какими смыслами? В самом общем виде могут быть два типа смыслов. Одни - жизнеутверждающие, через которые являет себя «социальный инстинкт жизни», инстинкт жизни в ее культурной форме. Другие – жизнеотрицающие, воплощение которых влечет систему к распаду и смерти. Если Танатос скрывается где-то, то он скрывается в этих смысловых структурах, программирующих жизнь человека. А вне таких программирующих структур человеческой жизни уже нет и быть не может. Все апелляции к индивидуальным инстинктам обретают смысл только при рассмотрении их в контексте культуры.
Так что следующий вопрос – где скрывается Танатос, в чем проявляется борьба Эроса и Танатоса.

[Ratan]

'Ratan' date='1.10.2009, 16:48' post='7318']

Где Танатос?-1.
«Истина прежде всего в том, что у тебя
болит голова, и болит так сильно, что ты
малодушно помышляешь о смерти».
Значит ли, что Понтием Пилатом овладел Танатос? Да, он малодушно помышляет о смерти, это верно. Но это преходящая мысль. Головная боль пройдет, и жизнь снова улыбнется прокуратору. Это не тот случай, когда система запрограммирована на самоликвидацию.
Другое дело, когда человеком овладевает стремление к суициду, когда оно преследует его. Но и здесь важны причины. Такой причиной может быть фактор внешний, например, давление, оказываемое извне другими людьми или иными обстоятельствами. Тогда осмысливаются альтернативы «Быть иль не быть, таков вопрос…». Но уступку обстоятельствам также нельзя представит как танатальное влечение. Это что-то вроде несчастного случая. Но заметим, хотя к такому размышлению (быть иль не быть) принца Гамлета провоцируют внешние обстоятельства, ситуация в королевской семье и в королевстве, он склонен к философии и ставит вопрос в его всеобщей форме, т.е. ставит вопрос о том, что значит быть. Но это Шекспир, это высокое Возрождение, преддверье Просвещения, когда личность вглядывается в себя, она ищет ответ на вопрос о смысле слова БЫТЬ для самой себя. Может она решит «не быть», а может даже скажет, что высшее проявление свободы это свободное решение вопроса о том, жить или не жить. Конечно, возрожденческий человек не может сказать «не быть», он хочет радоваться жизни. Такую мрачную мысль приносит более позднее время, вдохнувшее, как можно предположить, яд Танатоса. Тогда суицид может быть представлен как высшее выражение и решающее доказательство доказательством свободной воли, свободного принятия решения о собственном существовании. На такой софизм попался Кириллов в «Бесах», и оказывается, что свободное решение «не быть» дается очень не просто, лучше сказать, просто не дается. В общем случае человек с танатосом дружить не хочет. Человеку органично стремление жить, иначе не было бы эволюции, антропосоциогнеза, истории и не было бы альтернативы под названием Игра. Стремление жить органично, стремление умереть суть некоторая патология. И придется признать, что место, где возникает эта патология, сознание человека, какие бы внешние или внутренние причины ни провоцировали эту патологию.
Стремление к смерти проникает через сферу сознания. Только существо, живущее в культуре, может приобрести такую болезнь. Значит и танатальная патология должна рассматриваться как определенное поражение культуры, точнее, поражение культурных программ поведения как на уровне индивида, так и на уровне сообщества как целого. Для отдельного индивида диагноз болезни в ее общем виде довольно простой – утрата смысла жизни, или просто утрата смысла. Соловьев начинает «Оправдание Добра» с того, что смысл жизни суть вещь очень серьезная и самоубийца доказывает это своим «серьезным» отношением к смыслу жизни. «Самоубийцы тоже невольно свидетельствуют о смысле жизни, так как их отчаяние в ней происходит от того, что она не исполняет их произвольных требований, исполнение которых, однако, было бы возможно только при бессмысленности жизни, и, следовательно, неисполнение говорит за присутствие в жизни смысла, которого эти люди не хотят знать по собственному неразумию». Далее: «Ромео убивает себя, потому что он не может обладать Джульеттой. Для него смысл жизни в том, чтобы обладать этой женщиной. Но если бы действительно смысл жизни заключался в этом, то чем бы он отличался от бессмыслицы?».
Впрочем, сюжет о трагической любви двух названных персон многозначен, это эстетизация страсти непорочной, можно сказать девственной (полу-детской), не способной к рефлексии, но отягченной родовой враждой, что и является ключевым мотивом возрожденческой трагедии. Можно на этом основании спорить с В.С.Соловьевым. Но нельзя не согласиться с ним в том, что «смысл жизни не может совпадать с произвольными и изменчивыми требованиями каждой из бесчисленных особей человеческого рода». Действительно, таких изменчивых «смыслов» может быть бесчисленное множество и, если руководстоваться таковыми, то можно дойти до мысли одного из виртуальных персонажей Достоевского: курить хочется, а табаку нет. Пошел и убил, чтобы добыть табаку. В общем, понятно, что смысл жизни не сводится к изменчивым желаниям и мотивациям чувственного плана. Он есть нечто более фундаментальное. Если сказать кратко, то придется повторить, что смысл жизни в продлении жизни. Но тонкость вопроса в том, что в таком случае речь идет не только о продлении жизни индивида (это само собой), но о продлении жизни человеческого рода, о продлении жизни человечества или, по меньшей мере, о продлении жизни того сообщества, той культуры, той целостности, в которой пребывает индивид. Эта задача является доминантной, и индивид выступает как средство ее решения. Термин «средство» может резать слух, тем более слух, приученный к гуманистическим формулировкам о самоценности человеческой жизни, повторяемой не только идеологами, но и политиками (кстати, в России в условиях депопуляции, которая мало тревожит заботливых «гуманистов», собравшихся «преодолеть вековую отсталость»). Хорошо, откажемся от такого грубого термина и скажем так, жизнь сообщества продлевается через жизнь индивидов. Но к этому прибавим, что жизнь индивидов продлевается через жизнь сообщества. Вне сообщества нет индивида, нет личности, нет прав и свобод и всех иных прелестей «демократического мира». Продление жизни животного сообщества обеспечивается видовыми наследственными программами (причем в критической ситуации выживание вида доминирует над выживанием особи). Аналогичным образом (пределы аналогии не обсуждаю) человеческое сообщество продлевает свое собственное существование через программы культурные, смысловые, символические и т.п. В культуру сообщества всегда вживлены ценности и мотивации, направляющие поведение индивидов на сохранение сообщества, на его воспроизводство, на продление его жизни. Это и есть ценности высшие (или метафизические), вне этих ценностей нет у индивида смысла жизни, остаются индивидуальные «смыслики», которые уже не могут удержать его на поверхности жизни в критических ситуациях. Если нарушена связь с ценностями высшего плана, то нарушена связь с жизнью, с Эросом. Тогда и появляется некий эпифеномен, называемый Танатосом.
Собственно, в указании на фундаментальные смыслы, программирующие людей на поддержание и продолжение жизни в ее социально-культурных формах, и заключается основная мысль солидаристской антропологии. Такие смыслы были и есть в любом рождающемся человеческом сообществе. Без них оно распадется и гибнет. Первая и фундаментальная форма их защиты – табу. И эта форма не умерла в «цивилизованном обществе», она трансформировалась. Американское общество запрещает любое недружественное прикосновение к своим ценностям, к американскому образу жизни (диссиденты там практически исключены, это не СССР брежневской эпохи, когда диссидент мог пойти в кочегарку и через некоторое время вернуться на вузовскую кафедру в должности доцента или даже профессора).
Названные ценности надличностны, они утверждаются через мифологию на стадии родового общества, через монотеизм религий «осевого времени» (Ясперс), через философию, антропологию, в конце концов – всеми средствами культуры. Они объективированы. «Метафизика» рождается как картина реальности, обосновывающая и оправдывающая (объективирующая) мир фундаментальных ценностей, необходимых для поддержания жизни культурных сообществ и выступающих по этой причине как ценности высшие. Когда В.С. Соловьев писал об изначальной солидарности людей, то имел в виду именно наличие ценностей такого рода для человечества как культурного вида, а процесс осознание этих ценностей человечеством как целым представлял как движение к всеединству. На этом основана его полемика с «русскими патриотами» конца 19 века, во многом напоминающая по тональности и аргументам нынешнюю полемику С.Е. Кургиняна с СРН-3.
Подключаясь к таким смыслам на индивидуальном уровне, человек обретает Смысл жизни. Понятно, что это подключение совершается не через изучение метафизики (это забота специализированной и необходимой обществу социальной группы). Оно совершается через приобщение к культуре, пропитанной той или иной метафизикой. Через конкретные формы поведения человек соединяется с соответствующей метафизикой и рождаемым ею мироощущением. Либо по тем или иным причинам он покидает мирочувствование своей культуры. В последнем случае он либо переходит в мир другой культуры, либо никуда не переходит. Вот тогда перед ним (как и перед обществом, попирающим свою культуру) начинает маячить призрак танатоса. Смысл существования потерян, в лучшем случае, поставлен под сомнение.
Здесь невольно вспоминаются слова покойного диссидента (В.Максимова, если память не изменяет), возвратившегося в СССР накануне его распада: «Я виду маску смерти на лицах этих людей». Что-то в этом роде, цитата может быть не точной.