Виртуальный клуб "Суть времени"
Конференция "Реальная война"
НОВОСТИ КЛУБОВ
Содержательное единство
Молодежный дискуссионный киноклуб
***************************
Мир после 11 сентября. Место в нём России и Израиля (2001 - 2002)
Российско-Израильский семинар (2002)
Семинар в Чандигархе (Индия, 2005 год)
Ближневосточные стратегические проблемы - российско-израильский семинар (Москва, 4 декабря 2006 года)
РОССИЯ, ИНДИЯ, ИЗРАИЛЬ: СТРАТЕГИЯ РАЗВИТИЯ
(Подмосковье, 29-30 июня 2006)
Израиль, Россия и иранский бурлящий котел
(Израиль, 13 ноября 2006 года)
Новые тенденции в международной политике: взгляд из России и Израиля (Подмосковье, 28 июня 2007 года)
Принятие стратегических решений как психологическая проблема (Подмосковье, 5 сентября 2007 г.)
Новый мир: возможности, позиции, конфигурации (23-24 июня 2009г.)
Стенограмма заседания клуба "Содержательное единство"
Дата заседания : 08.04.2010
Тема заседания : Страстной понедельник. Часть 1

СТРАСТНОЙ ПОНЕДЕЛЬНИК

Системная аналитика террористических актов,

осуществленных в Москве 29 марта 2010 года

Аналитический доклад

Введение

Полностью солидаризируясь с существующими суждениями, согласно которым необходим единый подход ко всем жертвам террористов и недопустима никакая исключительность подхода к жертвам-москвичам, я, как руководитель аналитического центра, представляющий вам не свое личное мнение, а продукцию своего центра, говорю, прежде всего, о событиях в Москве.

Как известно, эти события, произошедшие 29 марта, пришлись на первый день Страстной недели. Не придавая названию своего доклада никакого религиозного и, уж тем более, конспирологического смысла, я все же не считаю возможным выводить за скобки дату взрывов, полагая ее одним из элементов совокупного многоуровневого контекста. Не более того, но и не менее.

Почему же я уделяю такое внимание именно взрывам в Москве? Потому что аналитики не имеют права пройти мимо факта, несомненного для всех думающих граждан России. Факт этот состоит в том, что в Москве терактов, подобных свершившимся 29 марта 2010 года, не было около шести лет. Вдумайтесь – шести лет!

Наше исключительное внимание к Москве оправдано только этим. Речь идет об исключительно аналитической, а не гражданской и политической, приоритетности событий в столице. Слишком велика цена понимания (да и непонимания!) того, почему терактов в Москве не было с 2004 года, и почему они осуществились ИМЕННО в 2010-м.

Являются ли теракты в Москве лишь проходящим, хотя и трагическим, эпизодом, или же речь идет о чем-то большем? И, коль скоро удастся установить, что речь идет о чем-то большем, – то надо, не останавливаясь на достигнутом, добиваться ответа на вопрос: "О чем же именно большем?"

Добиваться ответа – от кого? Те наши соотечественники, которые не именуют себя аналитиками вообще и аналитиками террора в особенности, имеют полное право добиваться ответа от власти. Но возглавляемый мною центр, во-первых, аналитический и, во-вторых, в течение многих лет различными способами позиционирующий себя в качестве организации, исследующей террор.

Коль скоро это так, то добиваться ответа мы имеем право только от Ее Величества Реальности. От нее и ни от кого больше. Такова, по определению, судьба любого субъекта независимой гражданской экспертизы, коль скоро он себя позиционирует в качестве такового: "Назвался груздем – полезай в кузов".

Но что значит требовать ответа от Ее Величества Реальности? Это значит, что ВСЕ субъекты независимой гражданской экспертизы, к числу которых относится и наш коллектив, должны работать с тем, что только и находится в их распоряжении. Что же именно находится в их распоряжении?

Во-первых, вся открытая информация о случившемся (а она огромна).

Во-вторых, какой-то объем знаний, касающихся терроризма вообще и суицидального в особенности. А также сил и структур, задействующих подобное оружие против наших сограждан.

Поскольку на протяжении многих лет я и мои коллеги занимаемся проблемами суицидального терроризма, проводя востребованные исследования в различных точках земного шара, то было бы странно не предъявить своему обществу экспертизу в столь ответственный момент. С нашей точки зрения, это было бы проявлением недостойного отчуждения от своей страны и своего общества.

Хорошо понимая разницу между открытой и закрытой экспертизой террористических актов, мы никоим образом не хотим вторгаться в прерогативы тех, кто ведет сейчас, мы верим, очень нужную и важную оперативно-следственную работу. Мы анализируем только открытую информацию. И только в той степени, в какой это касается нашей профессиональной специфики, каковой является СОПРЯЖЕНИЕ конкретных вопросов суицидального терроризма с вопросами стратегии и большой политики.

Данный доклад посвящен только подобному СОПРЯЖЕНИЮ.

А также – тому, в какой степени способствует или противодействует адекватности этого сопряжения состояние нынешнего российского общества.

Во многих своих работах мы, апеллируя к конкретным данным, задавались вопросом: "А есть ли в нынешней России общество как сложно организуемый макросоциум, пусть даже и раздираемый очень серьезными противоречиями? Или же эти противоречия, а также протекающий в обществе регрессивный процесс давно диссоциировали макросоциум, разодрали его на социальные микросреды, не связанные между собой никаким мало-мальски внятным консенсусом?"

Мы с прискорбием приходили к выводу о том, что внятный консенсус крайне проблематичен. В этом смысле для вящей точности нам следовало бы говорить сейчас не о том, как общество сопрягает суицидальную террористическую конкретику со стратегией и большой политикой, а о том, как это делают (если, конечно, делают) различные социальные группы и микросоциальные среды. Каждая из которых использует для подобного сопряжения свои собственные рациональные и иррациональные "технологии".

Но поскольку анализ "технологий", использованных множеством групп или микросоциальных сред, и затруднен, и слишком объемен, то разумно в данном случае заняться пристальным исследованием так называемого экспертного сообщества как одной из важнейших ("задающих", как сказали бы кибернетики) микросоциальных сред.

Являясь частью этой микросоциальной среды, мы по определению не можем ставить вопрос: "Что С НИМИ происходит?" Мы обязаны преодолеть такой неконструктивный отчужденческий подход и спросить себя: "Что С НАМИ происходит?" Можно как угодно дистанцироваться от чуждых тебе процессов, протекающих в твоей социальной и профессиональной группе. Но всегда надо помнить, что эти процессы протекают именно В ТВОЕЙ социальной и профессиональной группе. И, помня об этом, ставить вопрос надлежащим образом.

Итак, что же происходит с той группой, чьи представители призваны осуществлять наиважнейшую сейчас функцию открытой независимой экспертизы?

Часть 1. События обязывают

Пресловутого "noblesse oblige" ("положение обязывает") недостаточно, чтобы задать нормы обсуждения экспертным сообществом того, что произошло в Москве 29 марта 2010 года. Конечно, положение тоже обязывает. Но всегда ли оно обязывает к одному и тому же?

Рискуя быть обвиненным в отсутствии единого нормативного профессионального отношения ко всем обсуждаемым событиям, я, тем не менее, настаиваю: нет, положение не всегда обязывает представителей экспертного сообщества вдумчиво и глубоко анализировать ту реальность, по отношению к различным фрагментам которой эти представители должны высказываться.

Во-первых, любой из этих представителей – живой человек. А значит, он не только эксперт, но и участник политического процесса, заинтересованный в успехе одних, близких к нему, политических групп и незаинтересованный в успехе других политических групп, ему безразличных или враждебных.

В силу этого так называемая объективность является чаще всего маской, что вовсе не означает злокачественной лживости лица, сообщающего ту или иную информацию, прячась под маской подобной объективности. По сути, в очень многих ситуациях такое лицо просто предъявляет обществу свои аргументы в пользу отстаиваемой им точки зрения. И что с того? Важно, чтобы эти аргументы не были, что называется, "тухлыми". Если они "свежие", то есть серьезные, основательные, не высосанные из пальца, то стоит ли завышать планку и требовать от живого человека, чтобы он выдавал "на гора" сразу и pro, и contra? Скажем ему спасибо за то, что он выдал правильные pro, и обратимся за contra к другим экспертам, с другой политической ориентацией.

Конечно, хотелось бы, чтобы эксперт был мотивирован лишь поиском истины. Но это – идеал, к которому можно и должно стремиться. Но который находится в сложных отношениях с любой реальностью. С нашей же… Как говорится, без комментариев…

Во-вторых, эксперт, он же представитель экспертного сообщества, очень часто выступает за рамками своей узкой компетенции. А если он выступает часто, будучи востребован обществом, то ожидать от него постоянного глубочайшего погружения в сферу, находящуюся за рамками его узкой компетенции, – опять-таки, нелепо.

В-третьих, эксперт в России очень часто выступает в роли системщика, концептуалиста. А эта роль востребует уже не компетенцию эксперта, не степень его погружения в реальный материал, а его иные интеллектуальные качества. Широту взгляда, общую эрудицию, способность посмотреть на нечто конкретное, как говорится, "с высоты птичьего полета".

Итак, положение "эксперта" не всегда обязывает лицо, занимающее подобное положение, глубоко погружаться в обсуждаемую этим лицом реальность.

Обязывать к такому погружению может только эксцессность. Но она-то, как нам кажется, должна именно к этому обязывать всех без исключения представителей экспертного сообщества.

Погибли люди, причем совсем невинные – не профессионалы, обязанные ловить преступников, не солдаты, обязанные рисковать жизнью, выполняя данную ими присягу.

Погибли студенты, клерки – мало ли еще кто. Просто случайные люди, которые, что называется, "ни ухом, ни рылом".

Среди пострадавших есть совсем молодые люди.

Кровавая слепота произошедшего категорически исключает дистанцирование от трагедии кого бы то ни было. Даже тех, кто ездит только в индивидуальном бронированном спецтранспорте. Ибо и у таких людей есть если не родственники, то знакомые, которые не ездят в подобном спецтранспорте. Не говоря уже о том, что ни один человек не может продиктовать всем, в разной степени близким ему, людям норму, согласно которой надо всегда, непрерывно и постоянно, ездить только в подобном транспорте, даже если он находится в твоем распоряжении.

Мало ли еще причин, по которым произошедшие события действительно обязывают к высказываниям, опирающимся на глубокое погружение в реальность того, что произошло. К высказываниям, учитывающим все сразу – эксцентрические детали, хронологию, противоречия. Учитывающим это – и сопрягающим это с различными процессами, в которые тоже надо погрузиться. По отношению к которым нельзя становиться в позу высоколобого всезнайки, интеллектуала, которому детали произошедшего совершенно не важны. Или даже просто не слишком важны.

Не надо подробно излагать все эти причины! Они или очевидны априорно, или… или речь идет о тех, с кем в принципе не о чем разговаривать, кто находится по ту сторону любой аргументации – как прагматической, так и экзистенциальной. И тогда можно и должно обсуждать только одно: "Почему это лицо находится вне подобной аргументации? Что именно С НИМ происходит, с этим лицом? Не С ТОБОЙ, а С НИМ, не С НАМИ, а С НИМИ?" И вот тут уже не следует размывать грань между НАМИ и ИМИ.

Да, мы принадлежим к одному интеллектуальному сообществу. Но эта принадлежность не избавляет нас от необходимости выявления антагонистических противоречий, превращающих это сообщество в то, что никогда и ни при каких условиях не будет сведено к общему знаменателю.

Но можно ли, даже понимая, что произошедшее обязывает к чему-то особенному, выполнить подобное обязательство перед произошедшим? То есть погрузиться по-настоящему в его кровавую и коварную реальность?

Разве кто-то может и должен предоставить тебе, независимому эксперту, необходимый материал для этого? И с какой стати этот "кто-то" будет тебе предоставлять такой материал? И являешься ли ты независимым экспертом, если кто-то тебе такой материал предоставил? Какие обязательства берешь ты на себя, если тебе предоставлен этот материал? Каково, наконец, качество этого материала? Не для того ли он тебе предоставлен, чтобы тебя использовать "втемную" и реализовать через тебя нужную версию?

Вопросов много. И для того, чтобы сразу расставить точки над "i", надо оговорить: "Независимого эксперта, высказывающего свои суждения по поводу так называемых эксцессных событий, кровавое содержание этих событий обязывает лишь к одному – к погружению в реальность под названием "открытая информация о случившемся". Только в эту реальность он и должен погрузиться. Но в нее-то он должен погрузиться без дураков".

А раз так, то, по определению, есть во что погружаться. Во всех эксцессных случаях всегда есть возможность в нечто, ими порожденное, погрузиться. А уж в интересующем нас случае…

Взрывы в Москве являются событием, породившим массу разнообразных сообщений и высказываний. Все эти сообщения и высказывания несут в себе ту или иную частицу разнокачественной и разновекторной информации.

Могут возразить, что ряд сообщений и высказываний несет в себе не информацию, а дезинформацию. Что ж, дезинформация в каком-то смысле тоже является информацией. Иногда обнаружение факта дезинформации позволяет продвинуться в плане понимания сути произошедшего очень далеко. Так что давайте считать, что любое сообщение (то есть мессидж, в котором есть только информация о случившемся) или высказывание (то есть мессидж, в котором оценивается случившееся) является информативным.

Предположим, что произошло событие А, и по его поводу получены разнокачественные мессиджи - a1, a2, a3 и так далее. Каждый мессидж содержит в себе большее или меньшее количество доброкачественной или недоброкачественной информации. Мессидж a1 содержит в себе информацию i1. Мессидж a2 – информацию i2. И так далее. Если число полученных вами мессиджей – n, то суммарная информация I равна сумме информаций, имеющихся в каждом из мессиджей:

I = i1 + i2 + i3 + … + in

Разумеется, информация, содержащаяся в одном мессидже, может полностью или частично дублироваться информацией, содержащейся в другом мессидже. Информация, содержащаяся в одном мессидже, повторяю, может быть очень важной и полезной, а информация, содержащаяся в другом мессидже, – пустой или даже вредной.

Но в любом случае, у нас есть событие А – теракты в Москве. И есть определенный объем открытой информации по поводу этих событий – I. Этот общий объем открытой информации I, повторяю, является суммой информаций i, содержащихся в полученных нами n мессиджах. Продвинутые в математическом смысле специалисты, использующие так называемую теорию множеств, скажут: "Не суммой, а пересечением" –

I = i1 ∩ i2 ∩ i3 … ∩ in

Они, конечно же, будут правы. Но этот доклад не только и не столько им адресован.

Итак, экспертный центр, "назвавшийся груздем", то есть организацией, предоставляющей вменяемую информацию обществу, должен "полезть в кузов" – то есть:

1) потрудиться над тем, чтобы хотя бы собрать в достаточно полном объеме открытую информацию о террористических актах;

2) внимательно и квалифицированно ознакомиться с подобным образом собранной информацией;

3) произвести разбраковку этой информации, хотя бы по наиболее очевидным параметрам;

4) сопоставить явным образом противоречивую информацию;

5) описать информацию, подвергнутую надлежащей структуризации и классификации, сколь-нибудь системно;

6) осуществить СОПРЯЖЕНИЕ этой информации с процессами, протекающими в нашей реальности;

7) построить какие-то модели, вытекающие из подобного СОПРЯЖЕНИЯ.

Вкратце это все сводится к трем процедурам – сбору информации, ее обработке и ее осмыслению. Насколько я могу понять, что именно происходит с тремя этими процедурами (а я, как мне кажется, не до конца утерял способность понимать, что именно с ними у нас в стране происходит), НИКТО не удосужился ни надлежащим образом собрать эту информацию, ни обработать. А если кто-то и занимается осмыслением, то не на основе сбора и обработки информации, что применительно к свершившимся эксцессам является абсолютно недопустимым.

Говоря НИКТО, я категорически не имею в виду профессионалов, которым поручено заниматься расследованием случившегося. Почему я не имею их в виду? По четырем причинам.

Причина #1 – они должны быть заняты сейчас не столько осмыслением открытой информации, сколько осмыслением информации совсем иной, имеющейся только у них в доступе.

Причина #2 – я не знаю и не хочу знать, чем конкретно они занимаются в тот момент, когда я делюсь с вами этими соображениями.

У них свое дело, у меня свое. И я в их дела не лезу. Может быть, они и не пренебрегают открытой информацией! Нам с вами они об этом сообщать не будут. И не должны.

Причина #3 – сколь бы пессимистически я, как социальный исследователь, ни смотрел на очевидное мне и весьма прискорбное изменение качества этих специалистов, я, как гражданин, всегда буду на их стороне.

И потому совершенно не собираюсь истошно орать: "Ах вы, гады, почему так плохо работаете?!" Если кто-то в нынешней ситуации как-то еще работает, то он герой. И не тычки ему надо раздавать. Ох, не тычки! Другое дело, что нынешнюю ситуацию надо менять, но это ведь не задача обсуждаемых мною конкретных специалистов по расследованию террористических акций.

Причина #4 – главная. Меня не эти специалисты интересуют в предъявляемом сейчас к рассмотрению исследовании.

Поступившая открытая информация имеет массу регистров. Большинство из которых не интересно для узких специалистов по расследованию террористических акций. Меня же интересует – как именно с информацией о случившемся работают те, кто по профессии или по иным причинам считает необходимым осмысливать имеющуюся совокупную открытую информацию. Я имею в виду и политиков, не скованных соображениями протокола, и экспертное сообщество, и продвинутых журналистов, и небезразличных граждан с необходимым количеством мозговых извилин. Каковых (не извилин, разумеется, а граждан) в нашей стране все еще предостаточно.

Почему же не "лезут в кузов" (то есть не осуществляют сбор и обработку информации) те, кто назвался "груздем", то есть экспертами по актуальным проблемам?

Потому что для того, чтобы даже собрать и обработать информацию, надо быть "в теме", то есть вникнуть в суть случившегося.

Либо вы профессионал, и потому по определению находитесь в теме.

Либо вы обладаете желанием и способностью в эту тему "въехать".

Почему именно вы хотите в нее въехать – дело десятое. Если вы хотите и умеете въезжать в подобные темы (а чаще всего это умеют делать те, кто когда-то с чем-то подобным все же соприкасался), то – есть во что въезжать. Информации – "до и больше".

Но обсуждать ее почему-то в основном хотят те, кто совсем не в теме. И кто по загадочным для меня причинам въезжать в тему не собирается.

Это вообще-то является общей чертой переживаемого нами периода. Который для меня, как я много раз уже говорил, является очередным витком системной социальной деградации. Но ссылаться на эту самую деградацию, обсуждая жгучую текущую ситуацию, я не хочу. И потому все же обращу внимание на наличествующее, выведя за скобки деградационный момент. Конечно же, его выводить за скобки нельзя. Но я сначала его выведу за скобки, а потом займусь его рассмотрением. Потому что, повторяю, слишком актуальна обсуждаемая конкретная проблематика.

Увы, она является частью общей проблематики. Ни на одной общественной площадке, как показывает опыт, я, например, как человек, подобные площадки регулярно посещающий, не могу быть гарантирован, что в обсуждении не будут участвовать люди из категории "out of". То есть люди, которые СОВСЕМ не в теме. Настолько не в теме, что оторопь берет!

Но высказываться по вопросу, в котором они ни ухом, ни рылом (сие "ни ухом, ни рылом" – буквальный русский аналог используемого мною корректного термина "out of"), эти люди обязательно будут!

Причем наиболее уверенно, страстно, развернуто. Это касается любого вопроса. Но одно дело (повторяю в который раз!), если вопрос хоть и актуален, но не эксцессен. А другое дело…

Вдумайтесь – погибли люди, наши соотечественники.

Религиозный человек скажет, что их души еще витают среди нас. Светский человек скажет, что их кровь еще не остыла. Можно ли давать экспертизу этого события, находясь очевидным образом не в теме, не въезжая в тему, не смущаясь тем, что ты в нее не въехал, и чуть ли не гордясь этим?

Скажут: "Вот и Вы сейчас начнете говорить о блуде на крови".

Точно знаю, что не считаю блудом на крови содержательные критические высказывания в адрес власти, не сумевшей предотвратить пагубные события. А вот как назвать превращение этих событий в информационный повод для высказывания на ту или иную любимую тему?

Специально сейчас приведу вымышленный и гротескный пример. По поводу терактов поручено выступать режиссеру классического балета. Что он скажет? Что нужно повышать духовность в нашем бездуховном обществе. А что, разве наше общество не бездуховное? Бездуховное. Разве террор не есть в каком-то смысле следствие бездуховности, потери гуманистических ценностей? Разумеется, в каком-то смысле террор является следствием бездуховности, потери этих самых гуманистических ценностей. Повышает ли классический балет духовность? Повышает. Если хороший балет, то не прямо, но косвенно повышает.

Представим себе, что вымышленный режиссер классического балета, имея возможность выступить по поводу только что произошедших терактов, выразит корректные соболезнования его жертвам, справедливо свяжет терроризм с бездуховностью, а развитие балета – с духовностью. И затем начнет рассуждать по поводу ситуации в балете вообще и финансировании его театра в частности. Будет ли это корректно? Я не знаю, будет ли это блудом на крови. Но будет ли это корректно? Если кто-то скажет, что это вполне корректно, то одно из двух – либо этот "кто-то" рехнулся, либо ваш покорный слуга.

Мне возразят: "А о чем еще может говорить режиссер классического балета, если ему предложили обсуждать терроризм?" Ну, не знаю, о чем… О том, что ему приснился сон, утешительный для родственников погибших… О своем сострадании к их горю… Не знаю, о чем. Между прочим, может вообще отказаться выступить и промолчать. Или поделиться с теми, кто сейчас находится в шоке, – своими горестями, когда-то пережитыми. Это, говорят, помогает. Но не смету своего театра он должен обсуждать в этот момент, правда же?

Количество проанализированных мною высказываний превышает сотню. Преобладают высказывания, в которых используется принцип информационного повода, проиллюстрированный мною выше на примере вымышленного режиссера классического балета.

Блуд ли это на крови? Не знаю. Но поскольку никто не отменил выражение "словоблудие", то, наверное, у этого выражения есть какой-то смысл. И что-то – не огульно все подряд, и уж, упаси бог, не критику, но что-то – можно с должными основаниями назвать словоблудием. Предположим, что это "что-то", справедливо называемое словоблудием, осуществляется по отношению к кровавым событиям. Например, по отношению к акту террора. Попробуйте мне доказать, что в этом случае подобное "что-то" не является блудом на крови. Блуд есть (раз есть словоблудие, то есть блуд), кровь есть – блуда на крови нет? Так не бывает.

Не будем увлекаться хлесткими высказываниями. Блуд ли на крови, не блуд… Предлагаю другой термин – "поводизация", то есть превращение эксцессного события в информационный повод. Предложив же этот термин, попрошу дать мне ответ: позволительно ли превращать эксцессное событие в информационный повод? Имеют ли на это право (моральное, профессиональное, экзистенциальное, наконец) люди и организации, именующие себя субъектами гражданской независимой экспертизы?

Высказывания, с которыми я ознакомился (а я лично – или с задействованием своих сотрудников – ознакомился со всеми или почти со всеми имеющимися на данный момент открытыми высказываниями), строятся именно так.

Дано: "Хочу снять Путина".

Предлагаются: теракты в качестве информационного повода.

Констатируется: Путин не предотвратил теракты, Путин сам эти теракты соорудил и так далее.

Вывод: "Надо снять Путина".

Единственная возможная схема? Никоим образом.

Дано: "Хочу оставить Путина".

Предлагаются: теракты в качестве информационного повода.

Констатируется: Путин – сильная личность, пока он с нами – террористы не до конца распоясываются, давайте оставим Путина.

Дано: "Хочу демократизации".

Информационный повод: те же теракты.

Констатируется: "Только демократия – спасение от террора".

Вывод: "Даешь демократию!"

Дано: "Хочу диктатуры".

Информационный повод: теракты…

Констатируется, что только диктатура спасает от террора…

"Даешь диктатуру!"

А кто-то хочет реформы МВД. И, используя случившееся, проталкивает реформы. А кто-то хочет, чтобы реформы не было. И, используя случившееся, торпедирует реформы. А кто-то хочет восстановить определенные звенья внутри силовых структур. А кто-то хочет эти звенья демонтировать. Еще один маленький шаг – и мы придем к вышеописанной коллизии с вымышленным мною режиссером классического балета.

Хочу еще раз подчеркнуть, что в каждом подобном случае используется одна и та же технология – берутся террористические акты в качестве информационного повода и осуществляется быстрое, предвзятое, небрежное увязывание этого повода с желаемым. После чего "увязыватель" начинает сочно обсуждать блага того, что для него так желанно. То есть это, желанное, рекламировать. А значит, пиарить.

Так является ли это блудом на крови? Вновь говорю: не знаю. Но то, что это пиар на крови или реклама на крови – очевидно, не правда ли?

Как очевидно и то, что подобное поразительным образом преобладает. Конечно, вследствие глубокой социальной деградации нашего общества.

Оговорю еще и еще раз – я никоим образом не хочу сказать, что в каком-то, даже самом здоровом, обществе никто не будет использовать теракты в качестве информационных поводов, пиаря или рекламируя нечто. Конечно же, очень многие будут поступать именно подобным образом. Но одно дело, когда так поступают очень многие, другое – когда так поступают почти все.

Констатирую все это не для того, чтобы ахать и охать, сыпать соль на раны, заниматься абстрактными моральными сентенциями. Морализаторство на крови ничуть не лучше пиара на крови. Дело не в том, чтобы ахать и охать, а в том, чтобы создавать, пока не поздно, площадки, на которых 100% участвующих в обсуждении людей:

- либо будут находиться в теме, либо…

- либо будут относиться к редкой категории системщиков, концептуалистов, способных и в тему быстро въехать, и что-то подсказать предметникам касательно упущенных ими нюансов происходящего.

ГДЕ могут быть созданы такие площадки? КАКОВА должна быть их АРХИТЕКТУРА? Каков должен быть их конкретный ФОРМАТ?

Прежде чем начать это обсуждать, давайте все-таки попытаемся разобраться в причинах, породивших всеобщее нежелание тщательно и скрупулезно вглядываться в случившееся. Почему этого нет? Почему нет сбора информации, сопоставления разноречивой информации, соотнесения конкретной информации с какими-то общими сведениями, извлечения из информационного потока какой-то неочевидной и острой конкретики? Почему нет ОСНОВАТЕЛЬНОЙ профессиональной независимой общественной экспертизы? При том, что безосновательная в данном случае и контрпродуктивна, и аморальна.

Многие говорят: "Потому что на нее нет запроса". В каком смысле нет запроса? Со стороны думающей части общества запрос, безусловно, есть. Нет запроса Кремля, запросов властных структур? Скажите уж сразу – нет заказов. И что, если их нет, то на нет и экспертизы нет?

Многие говорят: "Вы призываете к бескорыстности, романтизму. А это давно атрофировалось в нынешней циничной, сугубо коммерческой реальности".

Может быть, я и призвал бы к бескорыстности и романтизму. Но поскольку реальность и впрямь цинична донельзя, то делать этого, конечно же, не буду. Тем более что меня интересует выявление в нынешней ситуации какого-то совсем, так сказать, сермяжного неблагополучия. А не критика ситуации с абстрактно-романтических позиций.

Да, всех, кто действовал из романтических, бескорыстных соображений сильно, так сказать, "обули". И "обувают" каждый день. Обвинять людей, которые в ответ на это замыкаются, – глупо. Обвинять можно только тех, кто "обувал" и "обувает", приравнивая идеалистов к бесплатному тягловому скоту.

Но есть ведь и другие мотивы, требующие от эксперта, столкнувшегося с трагедией 29 марта 2010 года, адекватного умственного усилия. Давайте разберем эти мотивы.

Первый из них я назову "мотивом Шерлока Холмса".

Профессионал, столкнувшийся с головоломкой, начнет ее разгадывать, даже не получив никакого заказа. Просто потому, что он профессионал. Для него это как для музыканта играть. Профессиональные музыканты, как мы знаем, даже в концлагерях играли на доске, нарисовав на ней фортепианные клавиши. Настоящий профессионал живет полной жизнью, лишь когда работает, удовлетворяя, как минимум, свой самодостаточный для него профессиональный интерес. И въезжать в ситуацию будет потому, что она интересная. Как ни кощунственно это слово применительно к свершившейся у нас на глазах трагедии. Случилось событие. Что скажет себе такой профессионал? "Да что я, лох, что ли? Я же профи. Я должен разобраться в жгучей и до крайности занимательной ситуации". В очередной раз специально подчеркиваю в данном мотиве все неромантическое.

Алкоголика, который хочет выпить, нельзя называть романтиком по причине наличия у него алкогольной мотивации. Столь же неромантична и мотивированность профессиональным интересом. Она в чем-то сродни и алкогольной, и… ну, я не знаю… наркотической мотивации. Или и ее будем называть романтической?

Я открещиваюсь от романтизма, потому что мотивированность оным в нашем обществе и впрямь глубоко аномальна. А мне надо выявить поврежденность тех мотивов, которым следовало бы быть нормальными даже в нашем обществе. Даже в случае, если это не общество, как макросоциум с обязательными для всех нормами, а разорванные социальные среды.

Что же из нормального, обязательного даже в нашей испорченной ситуации, отсутствует? Прежде всего, этот самый "мотив Шерлока Холмса", но и не только он.

Второй из вроде бы обязательных, но отсутствующих мотивов – это "сегодня ты, а завтра я".

Почему полицейские все сразу особым образом преследуют убийц полицейского? Потому что "сегодня ты, а завтра я". Я не призываю к гражданственности! Я интересуюсь причинами, порождающими отсутствие мотивов, связанных с элементарной солидарностью. Если хотите, шкурной солидарностью.

В самом деле, мало ли кто из узкого круга крайне небезразличных тебе людей завтра окажется в московском метро! Или ты сам там окажешься!

Повторяю еще и еще раз – речь идет о мотиве, связанном с элементарнейшим, почти звериным, инстинктом самозащиты.

Я не призываю к возрождению пресловутого Плюмбума, так жестоко и неоправданно высмеянного в ходе перестройки. Почему жестоко и неоправданно? Хотя бы потому, что ТОГДА его так высмеивали, а ТЕПЕРЬ хотят соучастия граждан в борьбе с террором, то есть возврата к Плюмбуму. Чем не трагифарс? Что "траги-" – это еще полбеды. Хуже всего, что именно "фарс".

Ну, так вот, речь идет не об отсутствии синдрома Плюмбума. Откуда ему взяться? Речь идет об отсутствии наипростейшего, говорю для грубости, шкурного инстинкта самозащиты.

Налицо процесс, который может завтра тебя задеть по живому. А ты еще и профессионал! Что? Тебя этот процесс задеть не может? А почему? Все обсуждаемые мною профессионалы всегда ездят только в машинах? Понятно… И в магазины они никогда не ходят… И в рестораны… И все их друзья и близкие всегда ездят только в машинах… Причем только в бронированных "мерседесах"… Понятно же, что это не так!

Третий мотив, который должен был бы вызвать у самого неромантичного эксперта стремление погрузиться в реальность, в детали произошедшего – самоутверждение в узком круге.

У каждого профессионального эксперта есть такой узкий круг. И дело не в том, что эксперт, взяв ноги в руки, рванет туда за заказом. Может быть, рванет, а может быть, и нет. Это смотря какой у него узкий круг. А вот то, что в этом узком круге будут обсуждать случившееся, – это к бабке не ходи. И эксперт, казалось бы, должен погрузиться в реальность хотя бы для того, чтобы оказаться на высоте в ходе подобного обсуждения. Оказаться на высоте – это значит поднять свои интеллектуальные акции. А связь между таким поднятием интеллектуальных акций и совокупным успехом – понятна.

Как вы видите, я говорю о чем-то, предельно далеком от романтики и… и столь же отсутствующем, как и эта романтика. Странно, не правда ли?

Четвертый мотив, ничуть не более романтический, – репутация в умеренно широких кругах.

Может быть, ты не очень хочешь, чтобы твоя рожа постоянно мелькала по телевидению. Но… Несколько раз в разговорах с совсем неглупыми людьми я наталкивался на скептицизм в вопросе о способности каких-то сегодняшних социальных групп быть референтными для настоящего интеллектуала. Мне говорили: "Ты идешь в коровьем стаде. Ты же не будешь коровам стихи читать? Они не поймут. А вот если ты замычишь, а они откликнутся, то это… это даже забавно".

Возможно, в подобном описании и есть элемент правдивости, если речь идет о совсем широких социальных средах, вовлеченных в системный регресс во многом вопреки своей воле.

Но Россия – неубиенное место в том, что касается спроса на сложность, подлинность и глубину в умеренно узких средах.

Неизвестно, откуда рождается этот спрос. Но он рождается. И ни в одной точке земного шара он не имеет столь острого и накаленного характера. Тайна сия велика есть. Речь идет о какой-то грибнице. Все грибы повырезали, дождей нет, солнца нет – а грибница все равно плодоносит.

Не слишком корректно приравнивать к коровьему стаду даже 50-миллионную аудиторию. Но признаем с горечью, что социальный регресс дает к этому какие-то основания.

Из моральных соображений отторгнем и эти основания, как соблазн. Но тут хоть основания есть.

А если говорить не о 50-миллионной, а о 50-тысячной аудитории, то нет ни моральных, ни иных оснований для использования данной метафоры. Ибо такая аудитория – уж никак не мычащее стадо коров. Такая аудитория в России и поныне интереснее – умнее, чище, требовательнее, заинтересованнее – любой сходной аудитории в любой стране мира. Знаю, что говорю.

Так может эксперт хотя бы из куража, связанного с ответом на запрос этой аудитории, начать "мышей ловить"? По мне так и может, и должен. Сколь бы этот эксперт циничен ни был, он знает цену успеху в ПОДОБНОЙ, умеренно широкой, аудитории.

Обсудив четыре умеренно циничных, отнюдь не романтичных, казалось бы, обязательных, но странным образом отсутствующих мотива, я перед тем, как упомянуть пятый мотив, обращу внимание еще на одну странность.

На то, что странным отсутствие этих мотивов кажется, по-видимому, только вашему покорному слуге. Такое впечатление сложилось у меня по результатам многочисленных разговоров, в ходе которых я говорил: "Смотрите, как же странно!" А мне в лучшем случае отвечали: "А что странного-то?" Подчеркиваю – в лучшем случае.

Так может быть, все эти мои суждения от лукавого? Увы, все те, кто не видели ничего странного в происходящем и с недоумением относились к выявленным мною странностям, соглашались одновременно с тем, что в нашем политическом и социальном воздухе, элитном в том числе, но и не только, разлита какая-то апатия, обреченность, притупленность реакций. Или инерционность этих реакций, их лихорадочная автоматичность.

Но разве те странности, о которых я говорю, и эта притупленность (или автоматичность) реакций – не одно и то же?

Реакция экспертного сообщества – это микрофеномен, позволяющий многое разглядеть в том, что касается макрофеноменов. Или даже эти макрофеномены уже нам неинтересны? Но что тогда интересно?

А теперь я, рискуя оказаться совсем уж неадекватным нынешней ситуации и даже заподозренным в пафосе (страшнейшем из смертных грехов для социальных страт, претендующих на привилегированность), упомяну пятый мотив, представляющийся мне столь же обязательным, сколь и предыдущие четыре.

Пятый мотив таков – ты считаешь свое общество как совокупность ныне живущих стадом коров и потому тебя ни к чему не обязывает ни профессия, ни ситуация? О’кей. Но ведь, кроме живых, есть и умершие! Они тебя тоже ни к чему не обязывают?

Особо странно для меня то, что этот мотив отсутствует у людей, подчеркивающих свою религиозность. Я вот ее совсем не подчеркиваю, а настаиваю на том, что являюсь человеком, хотя и нечуждым метафизике, но светским. Однако трагизм произошедшего требует, согласитесь, и какого-то дозированного экзистенциального отношения.

И потому я считаю возможным здесь сказать, что если все мои сограждане почему-либо превратятся в мычащих коров, я не перестану читать стихи, сколь бы смешно это ни выглядело. И не начну мычать. Потому что я всегда свое поведение в любой серьезной ситуации буду сверять с "мортальной референтной группой". То есть с оценками дорогих моему сердцу умерших. И вести я себя постараюсь так, чтобы эта оценка, как минимум, не была негативной.

Раз уж речь зашла о стихах, читаемых то ли людям, то ли коровам, то я напомню строки Александра Трифоновича Твардовского. Которые мне лично представляются мировым шедевром метафизической – и именно метафизической – лирики. Вспоминая погибших на войне, поэт пишет:

"…И время шло. И с той поры над ними

Березы, вербы, клены и дубы

В который раз листву свою сменили.

Но вновь и вновь появится листва,

И наши дети вырастут, и внуки,

А гром пальбы в любые торжества

Напомнит нам о той большой разлуке.

И не затем, что уговор храним,

Что память полагается такая,

И не затем, нет, не затем одним,

Что ветры войн шумят не утихая.

И нам уроки мужества даны

В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.

Нет, даже если б жертвы той войны

Последними на этом свете были, –

Смогли б ли мы, оставив их вдали,

Прожить без них в своем отдельном счастье,

Глазами их не видеть их земли,

И слухом их не слышать мир отчасти?

И, жизнь пройдя по выбранной тропе,

В конце концов у смертного порога,

В самих себе не угадать себе

Их одобренья или их упрека!

Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?

Нет. Не избыть нам связи обоюдной.

Не мертвых власть, а власть того родства,

Что даже смерти стало неподсудно".

Так трава мы или не трава? Может ли быть настоящий эксперт – травой? Понятно, что сегодня он не может быть ангелом. Но может ли он быть травой в том смысле, который имел в виду автор приведенных мною выше стихов?

Это первый (и, как ни странно, может быть, главный) вопрос. Вопрос об отчуждении от эгрегора.

Второй вопрос – о психосоциальной адекватности профессионала.

Можно ли назвать профи, сколь угодно циничного, социально адекватным, если у него нет мотива профессионального любопытства ("чё же там все-таки произошло?"), инстинкта самосохранения ("а если это завтра шандарахнет по мне и близким?"), желания покрасоваться перед своими привилегированными поклонниками и желания покрасоваться перед умеренно широкой аудиторией ценителей?

В сущности, эти два вопроса представляют собой единое целое. Сегодня – отчуждение от эгрегора. Завтра – отвращение от собственной физиономии, которую надо лицезреть, хотя бы совершая утренний туалет. Послезавтра – такая деградация, что не до профессиональной адекватности и ответственности.

Приступая к зачтению высказываний субъектов независимой экспертизы, делаемых по горячим следам событий, я, не скрою, боялся подтверждения своих наихудших предположений. И я получил подобное подтверждение. Высказывания эти в подавляющем своем большинстве не отвечают пяти сформулированным мною выше критериям. Если это так (а читатель, если хочет, сам может убедиться, что это так), то микросоциальная группа, выдающая такие высказывания, – социально и экзистенциально неадекватна. ТОЛЬКО ЛИ ОНА?

Повторяю, ТОЛЬКО ЛИ ОНА?

Я не имею права говорить, что ВСЕ высказывания не отвечают этим критериям.

Прежде всего, потому, что как бы внимательно я ни изучал информационный поток и чьей бы помощью при этом изучении ни пользовался, я все равно что-то могу пропустить.

Кроме того, отнюдь не все, кто высказывается, обязаны отвечать вышеназванным критериям. Это удел той микросоциальной группы, которую я предложил к рассмотрению. Представители других групп имеют полное право делиться с обществом ЛЮБЫМИ своими соображениями и ЛЮБЫМИ сведениями, сколь угодно корявыми и неряшливыми. Не мое дело судить о качестве этих сведений и соображений – поделились, и на том спасибо.

Все мои претензии – к очень узкому кругу профессионалов, состоящему, повторяю еще раз, прежде всего, из политиков, у которых руки развязаны для того, чтобы давать комплексную публичную оценку случившемуся. Это не политики первого эшелона – эти все скованы донельзя узкими протокольными, жанровыми, политкорректными и иными рамками. Но есть и другие политики, всем хорошо известные, которые этими рамками никоим образом не скованы. Они иногда охотно, свободно и широко говорят, обсуждая достаточно мелкие события. А тут – или "поводизация", или silentium.

Такое же "или-или" царит по сей день в среде экспертов, интеллектуалов-системщиков, гордящихся собственным профессионализмом журналистов, не скованных своими рамками профессионалов-отставников. Я специально не хочу называть имена. Тем более, что они у всех на слуху.

Это узкий круг людей. Но неадекватное поведение этого круга может обернуться крайне пагубными последствиями. Так что же происходит с…? Тут как ни назови тех, с кем это происходит, – ИМИ, НАМИ – главное все-таки, ЧТО ЖЕ ИМЕННО ПРОИСХОДИТ.

Что и почему?

Когда я задал этот вопрос одному из очень уважаемых мною экспертов, он просто пожал плечами и сказал: "Культура деградации… Чему ты удивляешься?"

Другой же эксперт дал более развернутую оценку. Обратив мое внимание на китчевый сериал "Наша Russia", он спросил: "А ты можешь себе представить, что кто-то осмелился бы снять такое кино, например, про пуштунов?.. Не хочу вслух говорить о более близких к нам амбициозных народах… Или даже о народах, не столь амбициозных, как этот неназванный мною гордый горный народ…"

И тут мне стало не по себе. Я вспомнил многое.

Например, то, как именно отнеслись к сериалу "Наша Russia" (а также к моим резким, хотя и корректным, сугубо культурным жестам в отношении этого сериала) некоторые из моих знакомых. Живущих в России, говорящих по-русски и по всем нормальным признакам являющихся именно теми русскими, которых в данном сериале, что называется, "опускают".

Они не поняли той резкости, с которой я осуществил культурное отторжение подобного "опускания".

Речь шла о загадочном непонимании.

О чем-то, если говорить честно, близком к разотождествлению. Есть, видимо, внутренняя затаенная убежденность в том, что "Объект", подвергаемый атаке, уже мертв или необратимо движется в сторону смерти, причем с очень большой скоростью. И потому стоит ли хлопотать по поводу тех или иных его злоключений? Стоит ли тратить на это силы?

Что если в этом сокровенная причина апатии или инерционной лихорадочности во всем, что касается обсуждения интересующей меня микросоциальной группой событий 29 марта?

Что если речь идет не только о потаенной причине, порождающей странное поведение ДАННОЙ группы?

Что если ЭТА причина порождает странное поведение самых различных групп?

Согласитесь, обсуждение данного вопроса и важнее, и ответственнее, и интереснее, чем обсуждение недостойного поведения пресловутых "бомбил". Но бомбил обсуждают – а ЭТО не обсуждают. А что если бомбил для того-то и обсуждают, чтобы ЭТОГО не обсуждать: "Что значит "не думать о черном медведе"? Это значит "думать о белом медведе". Что значит не обсуждать существенного? Это значит обсуждать бомбил. Что-то ведь обсуждать надо?"

Но, может быть, в потоке открытой информации по поводу событий 29 марта нет ничего, заслуживающего системного профессионального внимания? Может быть, и я, как большинство, хочу сделать эти события информационным поводом и поговорить о дорогой моему сердцу теме культурной и социальной деградации нашего общества?

Если бы мой анализ исчерпывался вышеприведенными рассуждениями, то и впрямь можно было сказать, что я использую эксцесс для того, чтобы поговорить на любимую общую тему. Но я рассматриваю первую часть исследования лишь как развернутую преамбулу к системной аналитике произошедшего.

Что же касается того, интересна ли открытая информация о террористических актах, произошедших в Москве 29 марта, то ниже будут приведены доказательства того, что эта информация заслуживает самого пристального рассмотрения. И уж тем более она его заслуживает в сочетании с той предметной сферой, вне которой ее и не должно рассматривать, коль скоро ты находишься в теме или способен в эту тему, так сказать, "въехать".

Часть 2. Необходимые элементарные сведения

На протяжении последних девяти лет руководимый мною аналитический центр непрерывно участвует в исследованиях, посвященных различным аспектам контртеррористической деятельности. Речь идет о научных исследованиях, в которых есть место и фундаментальному, и прикладному. Такие исследования ведутся разного рода международными центрами давно. Но они оказались особо востребованными после того, как 11 сентября 2001 года были атакованы и взорваны башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке.

Наиболее активно этими исследованиями занимаются израильтяне и американцы. Но и другие страны отдают должное подобным исследованиям. Существует Международное Сообщество Академических Организаций по исследованию и противодействию терроризму. Оно называется ICTAC. Наш центр входит в это Сообщество.

В последние годы мы подключились к исследованиям, посвященным контртерроризму, проводимым в Индии.

Конечно же, наши коллеги особо заинтересованы в фундаментальных аспектах нашей исследовательской деятельности.

Их интересуют наши представления о смертничестве как таковом, об истоках суицидального террора, о неисламском суицидальном терроре и его соотношениях с суицидальным террором, применяемым радикальными исламистами.

Их интересуют наши исследования элиты террора, стратегических целей террора, союза западных и антизападных элит, формирующих запрос на радикальный исламизм и суицидальный терроризм.

Их интересуют наши представления о психотренингах, применяемых для подготовки суицидальных террористов, наши выкладки, касающиеся наличия связей между наркопреступностью, терроризмом и оружейными мафиями. А также многое другое.

Но нельзя в течение многих лет присутствовать на различных контртеррористических международных форумах – и оставаться в неведении относительно всего, что касается сугубо практических вопросов. Как нельзя в принципе отказаться от рассмотрения этих вопросов, занимаясь фундаментальными аспектами суицидально-террористической деятельности.

В конце концов, ты же не можешь сам выступить на пленарном заседании того или иного контртеррористического международного форума и уйти с этого заседания. Ты хотя бы из соображений вежливости (а к ним все отнюдь не сводится) должен выслушать коллег. А на контртеррористических форумах выступают очень разные люди – как академические ученые, так и специалисты совсем другого профиля.

В силу данных обстоятельств мы с годами волей-неволей ознакомились с прикладными проблемами – как наипростейшими, так и достаточно сложными. И мне представляется, что в нынешней ситуации далеко не бессмысленно обсудить и наипростейшие прикладные проблемы. Тем более что связи между простым и сложным иногда бывают достаточно причудливыми. Начинаешь подробно разбираться в наипростейшем, и выходишь на достаточно сложную и неочевидную проблематику. Что я имею в виду в данном случае под наипростейшим?

Мне кажется, что нашим соотечественникам вообще, и политическим интеллектуалам тем более, надо знать, как именно сконструированы устройства, с помощью которых террористы-смертники осуществляют террористические акты. Причем подобного рода знания должны быть столь же наглядными, как и знания, которые получают пассажиры самолета, которых инструктируют на случай аварийных ситуаций.

Рис.1

На рисунке 1 немецкий эксперт-взрывотехник демонстрирует устройство и способ ношения, так сказать, "продвинутого" пояса террориста-смертника. То есть пояса, который изготовлен чуть ли не в заводских условиях.

Рис.2.

На рисунке 2 крупным планом изображены отдельные элементы взрывного устройства. Трубки, завинченные шестигранными гайками, содержат взрывчатое вещество. К трубкам подведены проводки. Чуть выше вы видите тумблер, который активирует всю систему. Остается подать электрическое напряжение в цепь, чтобы произошел взрыв.

Рис.3.

На рисунке 3 крупно показаны поражающие элементы взрывного устройства. В данном случае это, как мы видим, шурупы, гвозди, сверла. Взрыв трубок, содержащих то или иное взрывчатое вещество, разбрасывает поражающие элементы на радиус до 30-50 метров.

Рис. 4.

На рисунке 4 показано, как именно закрепляется пояс (на самом деле, как мы видим, настоящий жилет) террориста-смертника. Мы видим также, сколько именно элементов, содержащих взрывчатое вещество, расположено со спины. Речь идет о двенадцати элементах – шести ниже пояса и шести выше пояса. К верхним взрывателям надлежащим образом примыкают гвозди и сверла как поражающие элементы, к нижним взрывателям – гайки, выполняющие ту же роль.

Ниже будет показано, что на груди у террориста размещено не 12, а 10 элементов. И объяснено – почему. Сейчас же просто констатируем, что речь идет о 22 элементах, и что в каждом элементе – от 150 до 200 граммов взрывчатки. А значит, совокупный вес взрывчатки (подчеркиваю – только самой взрывчатки) на том поясе смертника, который мы обсуждаем, колеблется от 3,3 килограмма до 4,4 килограмма.

Израильские эксперты рассказывают, что однажды террорист-смертник ворвался в кафе с поясом, на котором было около 15 кг взрывчатки. Когда он взорвал пояс, его так подбросило, что поражающие элементы пролетели над головами посетителей кафе. Ранено было всего несколько человек, а убиты пятеро. С тех пор палестинские террористы (а опыт такого рода передается очень быстро) ограничивают количество взрывчатки на одном поясе 5 кг. При этом общий вес пояса (включая вспомогательные устройства, крепеж, поражающие элементы и так далее) может составлять 8-10 кг.

Речь идет, еще раз подчеркну, о профессиональном поясе, изготовленном чуть ли не в заводских условиях.

Рис. 5.

На рисунке 5 вы видите этот же пояс в развернутом виде. Слева, кроме знакомого уже вам тумблера активации системы, вы видите синюю трубку замыкателя, с помощью которого террорист-смертник сам может осуществить теракт.

Рис. 6.

На рисунке 6 вы видите другую часть того же пояса (или жилета) и те ремни, с помощью которых пояс прикрепляется к телу террориста.

Рис.7

На рисунке 7 вы можете видеть весь пояс в развернутом виде. На этом рисунке мы можем точнее пересчитать элементы с взрывчатым веществом. Теперь видно, почему их не 24, а 22.

Потому что нужно оставить место для свободного поворачивания головы. Как вы видите, все продумано. Продумано и то, почему внизу находятся гайки, а наверху гвозди. Гайки или шарики, обладающие наибольшей поражающей эффективностью, удобнее помещать снизу, потому что остается больше свободы действий – при наклоне, беге, других необходимых телодвижениях.

Рис. 8.

На рисунке 8 немецкий эксперт-взрывотехник показывает, как выглядит надетый пояс со спины. В правой руке у эксперта – замыкатель, с помощью которого террорист может осуществить самоподрыв. Эксперт показывает, насколько удобен пояс, и как именно в нем можно двигаться.

Рис. 9.

На рисунке 9 изображен кейс с 10-ю уже знакомыми вам элементами, содержащими взрывчатое вещество.

В кейсе – мобильный телефон, подача сигнала на этот телефон инициирует взрыв.

На дне кейса в пластиковом пакете уложены поражающие элементы.

Кейс используется, как всем понятно, не смертником, а профессиональным диверсантом, который оставляет кейс в нужном месте и с безопасного для себя расстояния осуществляет взрыв. Взрыв может осуществить и сопровождающий диверсанта оператор.

Рис. 10.

На рисунке 10 лучше видны гайки и гвозди, которые должны поразить жертв при взрыве кейса. Эти гайки и гвозди размещены в боковых карманах со стороны крышки кейса. Другие гайки и гвозди размещены, как мы уже видели, на дне кейса, под положенными в него взрывными элементами.

Рис. 11.

Общий вид того же кейса представлен на рисунке 11.

Мы с каждым новым рисунком убеждаемся в том, что данные достаточно совершенные орудия убийства создал очень рациональный и квалифицированный инженерный ум. Обычно такой ум называют европейским. Это вовсе не исключает того, что конкретные исполнители освоили европейский опыт и могут переплюнуть своих европейских учителей. Но то, что данное устройство не имеет никакого отношения к пресловутой дикости, – очевидно.

Рис. 12.

А вот самый примитивный – по изготовлению, но не по использованному взрывчатому веществу – пояс террориста-смертника. Это просто ремень, к которому скотчем прикреплена взрывчатка с теми же поражающими элементами. Не исключено, что к показанному на этом рисунке относительно примитивному поясу прикреплена высокопрофессиональная взрывчатка. В любом случае, мы видим, что взрывчатки этой достаточно много – несколько килограммов. Такой пояс может весить до 10 кг. Взрывчатку можно изготавливать и кустарными способами, но чаще всего используется контрабандная взрывчатка заводского изготовления, применяемая для военных или гражданских целей.

Рис. 13.

На рисунке 13 изображена фигура с поясом, похожим на автоматный подсумок. С нашитыми карманами, в которые вставлены брикеты взрывчатого вещества с уже впрессованными туда поражающими элементами. В брикеты вставлены детонаторы. На фрагменте пояса, который мы видим, 5 брикетов. Общий вес только этих брикетов – никак не меньше 3 кг. А это лишь фрагмент пояса.

Рис. 14.

А вот марширующие смертники (рисунок 14). На каждом из них – пояс того самого образца, который мы только что видели.

Рис. 15.

А вот иллюстрация на тему, что такое постмодернизм (рисунок 15). Это модное платье для европейки – исламская женщина такое явным образом не наденет – в которое вмонтирован муляж пояса смертницы в виде своеобразного украшения. Именно так и рекламируется оригинальное, далеко не дешевое, платье.

Рис. 16.

На рисунке 16 изображено достаточно примитивное, но очень мощное устройство. Это устройство было сфотографировано около израильского блок-поста, на котором был задержан террорист. Устройство состоит из нескольких "фляг", наполненных взрывчатым веществом и металлическими поражающими элементами. В каждой фляге – до 2 кг взрывчатого вещества и поражающих элементов. Всего в устройстве – около 12 кг общего веса. Нести его – так, чтобы не сгибаться под весом и не обратить на себя внимание, – должен атлетически подготовленный террорист. Как видим, изготовители совсем не заботились о компактности и незаметности бомбы. Тому террористу-смертнику, который нес данное конкретное устройство и хотел взорваться вместе с ним, теракт осуществить не удалось. Его задержали.

Рис. 17.

На рисунке 17 устройство показано более общим планом. Можно сравнить емкость фляг с емкостью полуторалитровых бутылок воды. Видно, что речь идет о поясе из 6 фляг, застегиваемых с помощью красной липучки. К флягам подведены провода.

Рис. 18.

На рисунке 18 – еще один пояс, демонстрируемый на муляже в одном из израильских музеев. Мы видим, что речь идет о нескольких достаточно крупных взрывных брикетах, жестко скрепленных между собой. Такой пояс прикреплен намертво.

Рис. 19.

Последняя из предлагаемых фотографий (рисунок 19) не лишена зловещей (и в каком-то смысле трагифарсовой) красоты. На ней – молодая девушка с поясом шахида. Фарсовый оттенок придает то, что эта девушка, желающая показать, что она победила, двумя руками делает известный и абсолютно западный жест "victory".

В сегодняшнем терроризме смертников жутким образом переплетаются знаки, адресующие к собственной и якобы лелеемой идентичности смертников – исламистской или иной, – и знаки, адресующие совсем к другому.

По палестинскому телевидению время от времени демонстрируется мультфильм, в котором изображенный погибший мальчик (у него есть реальный прототип) агитирует своих сверстников участвовать в акциях самоподрыва, обещая им, что на том свете их ждут очень хорошие детские игровые площадки, отвечающие всем западным стандартам.

Назвать такую агитацию фундаменталистской, согласитесь, никак нельзя. Здесь мы сталкиваемся с очень сложными синкретическими явлениями, требующими отдельного обсуждения. Однако пока что хотелось обсудить только самое примитивное – каковы устройства, с помощью которых смертники осуществляют террористические акты.

Обсуждение подобных примитивных вещей позволяет в какой-то, конечно же, минимальной, степени противостоять столь модным сейчас разговорам ни о чем. Точнее, о терроре вообще, о смертницах вообще, обо всем на свете – вообще. Подобный разговор отменяет суицидальный терроризм как реальность. К чему приводят даже примитивные формы возвращения к этой реальности, станет ясно чуть позже.



Архив стенограмм заседаний клуба

Вверх
   29-07-2013 14:00
Отставка после зачистки// Прокурор Подмосковья подал рапорт об увольнении по внутриведомственным обстоятельствам [Коммерсант]
Эдварда Сноудена могут отправить в центр временного размещения за пределы Москвы [Коммерсант]
Roshen не получала официального уведомления о запрете поставок конфет в Россию [Коммерсант]
Германский промышленный концерн Siemens может отправить в отставку генерального директора Петера Лешера за четыре года до окончания срока действия его контракта. На днях Siemens вновь выпустил предупреждение о снижении прибыли, и это уже пятое предупреждение… [Коммерсант]
Главу Siemens могут отправить в отставку// Компания вновь выпустила предупреждение о снижении прибыли [Коммерсант]
Dollar under pressure as central bank meetings loom [Reuters]
EU's Ashton heads to Egypt for crisis talks [The Jerusalem Post]
Dollar slips as Japan stocks skid [The Sydney Morning Herald]
Something fishy going on as Putin claims massive pike catch [The Sydney Morning Herald]
Russian blogosphere not buying story of Putin's big fish catch [The Sydney Morning Herald]


Markets

 Курсы валют Курсы валют
US$ (ЦБ) (0,000)
EUR (ЦБ) (0,000)
РТС (0,000)