Статья В.Рокотова "Искусственный разум"...

Идея фильма "Искусственный разум" изначально возникла у Стенли Кубрика, который и начал снимать фильм. После смерти Кубрика работа была продолжена Стивеном Спилбергом.

Фильм рассказывает о роботе-ребенке по имени Дэвид, запрограммированном на любовь к человеку. Таким любимым человеком для него стала его мама Моника. Создатели робота надеялись, что в результате сильного чувства у него появится самооценка, мечта - то есть нечто вроде человеческого сознания.

И эксперимент удался. У Дэвида появилась мечта - стать человеком, чтобы значить для Моники так же много, как ее родной сын Мартин.

Мечта Дэвида быть с мамой сбывается: через много тысяч лет новое поколение роботов исполняет его желание, и, с помощь новых технологий, оживляет его маму. Моника и Дэвид проводят вместе один счастливый день. И хотя даже сверхтехнология не может оживить Монику больше, чем на один день, возможно, и за это чересчур краткое время сбывается главное желание Дэвида - он становится человеком. Именно так можно трактовать то, что впервые с момента своего создания никогда не спящий робот Дэвид смог погрузиться в сон рядом со своей мамой.

Мария Рыжова: Валера Рокотов обратил мое внимание на сходство, заложенное в названии одного из ранних фильмов Спилберга про инопланетянина "E.T." и фильма "A.I. Artificial intelligence" ("Искусственный разум"). Инопланетянин в одноименном фильме представлен как милое, трогательное существо, похожее на мальчика-робота Дэвида. И все же фильм "Искусственный разум" мне показался очень пессимистичным. Его посыл заключается в том, что у человечества нет будущего, так как люди не в состоянии побороть свою животную, биологическую природу. У людей нет потенциала развития, который есть у роботов и инопланетян. И, как результат, в конце фильма показано, что после катастрофы на Земле остаются только роботы нового поколения.

Сергей Павлов: Особенность американского киноискусства в том, что оно апокалиптично. Оно не может создать положительный образ будущего. Человечество должно погибнуть. Логика этой гибели не объяснена, она усвоена как аксиома. И эта аксиома в данном случае работает: сама идея техническим средством (созданием механического ребенка - Дэвида), удовлетворить духовную потребность человека - не жизнеспособна.

Анна Кудинова: У меня возникла параллель с фильмом, который мы недавно смотрели "Сука любовь". Человечество находится в глубоком кризисе, и крупные художники это чувствуют. В мексиканском фильме собаки стимулируют у людей чувство любви. Здесь эта функция передается роботу, который должен любить преданно как собака.

Анатолий Степанов: Спилберг в фильме попытался посмотреть на человечество со стороны, и самый легкий способ это сделать, когда тебя уже нет - фильм начинается с описания катастрофы, которая привела к гибели человечества. Я думаю, что роботы в фильме - это просто способ взглянуть на себя чужими глазами. Роботы, в конце концов, говорят, что люди создали много всего исключительного, они были хорошие. Это такой способ похвалить себя чужими устами. Но что-то в людях, естественно, было и плохое, из-за чего они не смогли выжить, не смогли чего-то достичь. Это попытка взглянуть на самих себя. И удобнее всего это было сделать именно таким способом.

Анна Кудинова: Мне кажется важным, что все время говорится о том, что этот мальчик робот единственный и неповторимый. И роботы в конце времени говорят, что этот мальчик - лучшее творение человека. Когда они сканируют его мысли, то обнаруживают в нем бесконечную любовь.

Мария Рыжова: Спилберг начинает с инопланетянина и заканчивает роботами. Что это для меня значит. Примерно в IV тыс. до н.э. на Земле появляются первые цивилизации. Многие исследователи признают, что этапы сложения этих цивилизаций проследить до конца не получается, и первоначальный импульс переносят из Египта в Месопотамию и обратно. Но также допускается, конечно, не в научных кругах, существование импульса извне. Раз нет первого этапа развития цивилизации на Земле, надо искать его в инопланетном мире. То есть, у человека нет собственного потенциала для развития. И эту точку зрения, на мой взгляд, разделяет Спилберг. И дальше он говорит, что у человека нет механизмов, которые сделают его лучше. Режиссер показывает обывателей, у которых нет будущего. В результате на Земле будут жить роботы. Робот, у которого появилось сознание и чувства, заменит человека. И именно это станет новым этапом эволюции.

Анна Кудинова: Но у Дэвида есть серьезные ограничения. Это конкуренция за любовь к маме. Вспомните, как проведя последний день с мамой, он удовлетворен, что рядом не было ни Генри, мужа его мамы, ни их сына Мартина.

Борис Евсеев: Потенциал развития у Дэвида нулевой. Он любит в силу своей программы только свою маму.

Татьяна Горбачева: Нас готовят к тому, что люди должны быть заменены механизмом. И меня эта программа как человека не устраивает. В человека, как и в этого мальчика Дэвида, также изначально заложена любовь, и он должен реализовывать свой потенциал.

Алексей Деров: Фильм двойственный. Сначала женщина, будущая мама Дэвида, принимая от мужа ребенка-робота, занимается самообманом. Она начинает верить, что Дэвид - человек. А потом и мы впадает в самообман, забывая, что в фильме изображены машины, и не понятно, почему надо переживать по поводу их мнимых страданий. Что касается семейной пары, которая берет искусственного ребенка взамен своего больного малыша - это уход от реальности, как, например, принятие опиума.

Анатолий Степанов: Алексей, вы не смотрели фильм "Изгой"? Там герой попадает на необитаемый остров, и оказавшийся рядом с ним волею судеб волейбольный мячик становится его другом, и когда он от него случайно уплывает, герой плачет и кричит: "Прости меня!". Я думаю, людям свойственно проецировать себя на объект и смотреть на него уже другими глазами. Я переживал за этот мяч, как за живого человека. Я думаю, фильм Спилберга о любви. Люди посмотрели в робота как в зеркало и поняли, что им не хватает любви.

Наталья Несмелова: А я думаю, что Спилберг хотел сказать, что даже любовь не спасет мир.

Андрей Комаров: Мне кажется, что вы глобально не правы в том, что ничто не спасет этот мир. Если смотреть все фильмы о катастрофах, там всегда есть романтический сюжет. И послание этого фильма звучит так: "Люди прекратите заниматься ерундой, и займитесь друг другом!". Выбросите телевизор, начните общаться, измените что-то в себе. И тогда не будет никаких катастроф. Роботы - это даже оптимистично. Ведь Спилберг не показывает огромных тараканов, гигантских муравьев и крыс, которые выживут после катастрофы.

В фильме мало действующих лиц. И каждый из людей несет в себе какой-то порок. Мальчик, брат Дэвида, один порок, робот-жиголо - другой порок, и так далее...Есть грехи и с ними надо бороться, и тогда не произойдет никакой катастрофы.

Вера Сорокина: Мне фильм не показался пессимистичным. Сейчас это очень модная теория, что человек не венец мироздания, его время прошло, и вместо человека будут роботы, чипы вместо памяти и так далее. Очень много публикаций на эту тему. Мне показалось, что в фильме показано, что ничего лучше человека все равно нет. Да, создан робот, но в него включена частица человеческого и через тысячи лет, когда нашли останки людей, их культуры, поняли, что то, что сделал человек - великолепно. Робот просто несет частицу созидания человека. На мой взгляд, это очень гуманный фильм.

Анна Кудинова: Человечество сломалось, когда оно стало активно развивать техническую сторону. В этот момент оно и не взяло нравственный барьер. Ведь создание робота-ребенка, это, в общем-то, безнравственно. Человек просто начал, не задумываясь о последствиях, включать программы того, в чем он испытывает недостаток.

Александр Степанов: Я настаиваю, что фильм - это зеркало. Мы можем сказать, что у человека нет будущего и все. Или же задуматься, что я могу сделать, чтобы это будущее изменить. Нас провоцируют на то, чтобы мы задумались. Вспомните притчу: после бури на пляж выбросило много морских звезд. И вот маленький мальчик идет и бросает эти звезды обратно в море. Навстречу мальчику идет мудрец и говорит: "Это бессмысленно. Ты не сможешь спасти все звезды!". На что мальчик ему отвечает, бросая морскую звезду в море: "Всех не могу, а вот эту могу!".

Юрий Бардахчиев: Может быть, об этом уже говорили. Фильм можно оценивать с двух позиций. Оптимистично, если мы считаем, что мальчик не робот, а человек, и очень пессимистично, если мальчик - робот. Спилберг показывает, что роботы принципиально лучше людей. Они человечнее, гуманнее. То, что в конце фильма нам Земле остались только роботы, это очень логичный вывод. И Спилберг именно это имел в виду. А мы просто проецируем свои собственные чувства и ожидания на чужой предмет. Это, конечно, не фильм - воспитание чувств, это очень большая натяжка.

Наталья Несмелова: Идеи, которые заключены в фильме, принадлежат совсем не Спилбергу. Первым из американских фантастов о роботах начал писать Азимов. Многие идеи фильма взяты из "Соляриса". И многое собрано под идею, что человечество должно уйти. Эта тема не нова. Спилберг все скомпилировал под задачу.

Мария Рыжова: В защиту Спилберга хочу сказать, что ни на какую новацию он и не рассчитывал. Очевидно, что все эти темы сто раз повторялись.

Дискуссия после фильма...

В. Рокотов. "Искусственный разум"

Пытаясь понять картину, нужно помнить, что это проект Кубрика. Проект, который Кубрик не смог осуществить из-за того, что у него не было достаточного опыта работы с новыми компьютерными технологиями. Первоначально он хотел снимать настоящих роботов, но эта затея оказалась неосуществимой. Он предложил этот проект Спилбергу, потому что у того такой опыт имелся. Это, прежде всего, опыт сотрудничества со студией Джорджа Лукаса "Индастриал лайт энд мэджик", пионера и лидера в этой области. Она создавала спецэффекты к фильмам Спилберга. Кубрик передал своему другу все материалы к фильму, думаю, прежде всего, потому, что ему было важно донести до общества нечто важное. Потрясти его некой дикой догадкой. Поделиться своей тревогой перед тем, что ему открывается.

После смерти Кубрика Спилберг написал свой вариант сценария, основываясь на собственном понимании будущего цивилизации. Задача понять фильм усложнилась.

После премьеры над фильмом сразу стали смеяться. Коллективный "проницательный зритель" указал на целый ряд сюжетных нелепостей. И, прежде всего, высмеял себя, поскольку эти нелепости подпадали под понятие "кинематографическая условность". Вот требует замысел, чтобы из пряди волос маму можно было оживить только раз (а не нарезать миллион долек и производить мам ежедневно, как тут же посоветовали умники), значит, так и будет. И так далее. "Если логика противоречит моему замыслу, - говорил Хичкок, - я просто выбрасываю ее в окно".

Последний раз зритель с таким упоением подсчитывал нелепости в фильме "Космическая одиссея 2001 года". Это был просто всеобщий восторг. После этих нападок Кубрик и спрятался от мира. И понятно, почему. Ему на этом уровне со зрителем говорить не хотелось.

Кубрика интересовала человеческая драма. Спилберг эту драматизацию сберег, наплевав на легко прогнозируемую критику. Так что же пугало Кубрика, что ему хотелось сообщить миру? Конечно, его пугал человек. Человек, низменно устремленный, понятный в своих желаниях, радостно осознавший себя высокоорганизованной тварью, бегущий от свободы, творящий кошмары, уже однажды утопленный и обреченный быть утопленным вновь. Интерес Кубрика к Третьему рейху, к человеку, созданному фашизмом, весьма не случаен. Третий Рейх - творение рук человеческих. Возможно, отражение его глубокой и неистребимой потребности. "Я вместе со всеми очарован ужасами нацистских времен", - как-то заявил он. То есть он в себе самом находил подтверждение своим же мрачным выводам.

Отталкиваясь от этого, картину начинаешь понимать. В начале сказано: тают льды, полмира ушло под воду. То есть действие относится ко времени новой катастрофы цивилизации, нового потопа. Нам показывают: будущее человечество - это гибнущий Рим. И гибнущий, похоже, уже окончательно. Причем не варвары его губят, а, видно, сам Бог от него отказывается, как от твари. То, что ледники не растаяли сразу, вселяет слабую надежду - шанс на спасение еще сохраняется. Но даже перед лицом надвигающейся катастрофы люди не спешат меняться. Они спешат жить.

И именно в этот момент в мир приходит иной - мальчик-робот нового поколения. Он ничем не отличается от человеческого детеныша. Запустишь программу, будет даже лучше. Станет любить так, как живой вряд ли сможет. А комплекс неполноценности от того, что он не человек, придаст его жизни смысл. Только внутри он металлический. Вечный. Это прекрасное и доселе невиданное существо - вечный киборг, вечно устремленный к мечте.

Создал его некий мастер, чья лаборатория находится над водами в Манхеттене. Читай - Бог. Только, конечно, не высший, а низший - тот, что, зная о катастрофе, борется за жизнь на земле, хоть такую. То есть не угомонится никак. Создавая нового киборга (вернее, новую генерацию киборгов), он противостоит высшей воле, насылающей гибель и последний раз взывающей к человеку.

По сути, механический мальчик с искусственным разумом является в мир как спаситель. Только не спаситель человечества, чья участь предрешена, а спаситель высших человеческих начал - любви и устремленности. Ясно дается понять, что это единственная ценность, которая есть в человеке.

Жирная параллель между разумными роботами и первыми христианами показательна. Этих тоже ловят и изощренно казнят в цирках. Это истребление агонизирующей цивилизацией носителей новой веры. В данном случае - веры в будущую цивилизацию роботов, в идею спасения духа. Люди, эти алчные римляне, какими были всегда, уничтожают их, видя угрозу своему существованию, своему безверию, вымещая на них злобу за то, что они бессмертны, за то, что не подвержены земным страстям, а потому святы. И это хотелось бы подчеркнуть: роботов уничтожают за святость. И даже робот-жиголо в глазах людей потенциально свят. Измени программу, и он станет светел. Станет образчиком добродетели, будет жить во имя. С людьми такое не сотворишь.

Я не думаю, что Кубрик внутренне полностью смирился с жутковатыми выводами о человеческой сути. Скорее он и себе, и всем задавал вопрос: неужели роботы унаследуют мир, неужели для того, чтобы у человечества было будущее, ему необходимо соединиться с машиной? И неужели единственный выход - в том, чтобы отбросить бренное тело, рабски подчиненное страстям и желаниям, и оставив себе новому, себе разумному киборгу, только любовь, и то в качестве памяти о былой погребенной подо льдами мечте?

В этом хочется видеть жажду опровержения. И очень не хочется из уст мастера такого масштаба слышать приговор человечеству. Иначе получается, что Кубрик эпатирует нас, торгуя своим разочарованием и брезгливо толкая в объятия Тарантино. Похоже, это все же не так. Поскольку если приговор вынесен и он окончателен, зачем вообще мыслящее кино?

Теперь о том, что, возможно, привнес в замысел Спилберг. Очевидно то, что он широко черпает из голливудской традиции, связывая маленького героя с диснеевским Пиноккио, заставляя его искать Голубую Фею, которая может сделать его человеком. Образ "Доктора Ноу", всезнайки с лицом Эйнштейна, отсылает нас к первой серии о Джеймсе Бонде. Тот "Доктор Ноу" был, как все помнят, редкостной сволочью, стремящейся к власти над миром. Так комическое соединяется со зловещим. Мы понимаем, что у забавной формы может быть чудовищна суть, и напрягаем внимание.

Схожесть названий спилберговских фильмов "E.T." и "A.I.", конечно, говорит о том, что оба их героя - инопланетянин и маленький киборг - олицетворение самой доброты. Это тоже традиция, идущая от Диснея, у которого животные лучше, чем люди.

Погруженный в голливудскую традицию, ощущающий себя частью мировой киномашины, Спилберг не может не двигаться вместе с ней, а Голливуд движется в сторону антихристианства, редкими фильмами, такими, как "Страсти Христовы", сопротивляясь этой тенденции.

Христианская идея откровенно атакуется Спилбергом. Две тысячи лет мальчик смотрел на Голубую Фею, удивительно похожую на Деву Марию, просил, молил, и не умолил. Две тысячи лет срок красноречивый. Это намек на время появления человека, впитавшего веру Христа.

Мальчик верил в то, что его возможно преобразить, верил в чудо, но божество не отозвалось и не помогло. Оно безмолвствовало, и предоставляло его своей участи. Через две тысячи лет он увидел, что божество - это просто изваяние, статуя, рассыпающаяся при прикосновении, и ее место - под водой, среди погибшего мира. Чудо, пусть ненадолго, осуществили собратья роботы, чья цивилизация пребудет вовеки.

Трансформируя замысел, Спилберг добавляет еще одну аллюзию. У двери отеля, куда устремляется робот-жиголо, светится надпись на иврите: "Кошерная любовь". Судьба киборгов уравнивается с еврейской судьбой. В этом свете тема изгнания вопиет отчаянием - ведь прямо говорится о невозможности возвращения. Надежды нет. Дом, вновь обретенный мальчиком, оказывается иллюзорен. Проведя прекрасный день рядом с воскресшей, но обреченной матерью, мальчик вместе с ней погружается в сон. И это какой-то страшный иудо-христианский сон.