Меня можно упрекнуть в том, что я порой ссылаюсь на проблематичные источники. Например, на среднегабаритную конференцию по Новикову, на конкретные суждения одного из участников этой конференции... Согласен, такие ссылки не всегда уместны, если речь идет о классическом академическом исследовании. Но заявленную мною тему, стоящую в заголовке, просто нельзя исследовать классическим академическим образом.

Это не значит, что в исследовании иного жанра выводы можно делать на основе проблематичной или даже недостоверной информации. Конечно же, выводы на такой основе никогда не должен делать ни один исследователь — вне зависимости от того, что он исследует и каким способом. Но в исследованиях поискового, а не академического типа (иногда такие исследования называют эвристическими, что не вполне точно, но в какой-то степени отражает суть дела) исследователь может чутко отреагировать на ложную информацию и, дернувшись за счет этого в определенную сторону, наткнуться на находящуюся рядом с ней информацию иного качества — вполне достоверную и крайне для него нужную.

Кроме того, иногда приходится ссылками на чужую информацию подменять ссылки на информацию собственную, которую по определенным причинам приводить не имеешь права. Знаешь, к примеру, что такой-то автор фантазирует с тем, чтобы его было интересно читать. Но знаешь и другое. Что фантазии этого автора случайным или неслучайным образом пересекаются с информацией из твоих серьезных источников, на которые ты ссылаться не имеешь права.

Тогда ты ссылаешься на чьи-то фантазии, используя их в качестве вспомогательных конструкций, которые и помогают тебе добраться до необходимой информации, и позволяют выставлять определенные вехи, не откровенничая сверх меры, для того чтобы поведать читателю, почему на самом деле эти вспомогательные вехи могут быть выставлены. Ты ведь знаешь, что в конечном итоге от вспомогательных вех перейдешь к основным. И уж тут-то обеспечишь и достоверность ссылок, и многое другое.

Высказывание Тюрикова, одного из выступавших на конференции, по сути, посвященной розенкрейцерству Новикова, а значит, розенкрейцерству вообще — это для меня вспомогательные вехи. Но вспомогательные — не значит бессмысленные. Если движешься по поисковому лабиринту, руководствуясь принципом «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», то без вспомогательных вех не обойтись. Тем более что в случае Тюрикова речь идет о не слишком авторитетном источнике, дающем вполне достоверную информацию.

Другое дело, что доказательства ее достоверности потребуют ссылки на другие источники. Но это можно отложить до поры до времени. И осуществить после того, как ты от вспомогательных вех перейдешь к основным.

Пока же я ненадолго возвращаюсь к обсуждению информации Тюрикова, она же — одна из вспомогательных вех, и обращаю внимание читателя на такую мелочь, как выбранные Тюриковым эпиграфы.

Второй из выбранных эпиграфов не заслуживает внимания. Речь идет о цитате из В. О. Ключевского, в которой восхваляется Шварц. Но первый эпиграф совершенно непонятен вне всего, что я уже обсудил выше в связи с темой графа де Сен-Жермена и тех его следов, которые уводят в Тибет. Потому что это эпиграф из книги под названием «Учение Живой Этики».

«Учение Живой Этики» — это книга, написанная Еленой Ивановной Рерих, супругой Николая Константиновича Рериха, выдающегося российского художника и мыслителя, исследователя Тибета и Гималаев, ревнителя тибетско-гималайской мудрости. Елена Ивановна — не только жена, но и верный соратник Николая Константиновича.

Рерихи находились в сложных отношениях с теософами (Блаватской и другими), антропософами (Штайнером и другими). Ведь Рерихи считали, что именно ими открыта тибетско-гималайская мудрость. Что именно их посещает и окормляет учитель Мориа, сообщающий своим избранникам о планах сверхчеловеческого тибетско-гималайского братства, продвигающего вперед человечество. А раз так, то их отношения с Блаватской, Штайнером и другими не могли не быть осложнены указанным обстоятельством (у каждого свои сверхчеловеческие учителя — и как их повеления сопрягать?). Но, расходясь по отдельным вопросам, Рерихи, Блаватская, Штайнер, а также все исследователи Тибета от Бадмаева до Свена Гедина были едины в своей оценке особой роли гималайско-тибетского сокрытого центра, руководящего человечеством.

И то, что Тюриков в статье о Шварце цитирует Елену Ивановну Рерих, на самом деле может быть объяснимо только одним — тем, что Тюрикову интересен не Шварц вообще. Ему интересен Шварц лишь постольку, поскольку есть Сен-Жермен. А Сен-Жермен важен, поскольку есть тибетско-гималайская тема. Мне, конечно, возразят: мол, любой автор может по принципу любых ассоциаций взять себе эпиграф. Формально это так. А по существу — нет.

Тюриков, во-первых, выражает надежду на то, что Шварц встречался не только с руководившим его масонской деятельностью Карлом Гессен-Кассельским, но и с самим графом де Сен-Жерменом — этим, образно говоря, тибетско-гималайским гуру Карла Гессен-Кассельского и Гессенской семьи в целом.

Тюриков, во-вторых, сообщает нам, что Шварц хотел формировать обучение русской имперской элиты, сообразуясь с повелениями Сен-Жермена и его тибетско-гималайских наставников. Читатель, наверное, понимает, что в то время в университетах обучались не будущие рядовые младшие научные сотрудники, что обучающихся тогда в университетах было немного и т. д.

Тюриков, в-третьих, сообщает, что Шварц по наставлениям Карла Гессен-Кассельского и Сен-Жермена сформировал Дружеское ученое общество. А что могло быть конкретным эталоном, сообразуясь с которым, должно было формироваться такое общество? Источником этих эталонов была Италия с ее особыми академиями. Немцы же заимствовали эти итальянские академические лекала и превратили их в свои закрытые духовно-политические структуры (кузницы идей и кадров) еще до создания масонских лож. Ох, уж, эти кузницы идей и кадров...

Тюриков пишет: «В состав общества входили друзья-масоны из ложи «Гармония», преподаватели и студенты университетов».

Тюрикову ничего не стоит перечислить через запятую масонов, преподавателей и студентов, поставив их тем самым на одну доску. Но совершенно ясно, что масоны ковали учителей, а учителя ковали студентов. Так ведь?

Спешу заверить читателя: я не собираюсь, уподобляясь одному из героев Высоцкого, петь песню с припевом «Масоны, масоны, кругом одни масоны». XVIII век — это век масонства. Такая констатация не является моим великим открытием. Она совершенно равнозначна утверждению, что Волга впадает в Каспийское море. Другое дело, что масонами в ту эпоху были почти что все представители элиты — как российской, так и западной. И начинать анализировать тогдашнюю элиту, используя в качестве классификационного принципа «масон или не масон», невозможно. Почти все — масоны. Не только те, кого я уже рассматривал, но и птицы гораздо более высокого полета.

Почему Екатерина II начала гонения на Новикова и других розенкрейцеров? Потому что она обнаружила, что ее сын, будущий император Павел I, не просто благоволит масонам (графу Панину и другим), но и сам принял масонское посвящение. Причем, по-видимому, не абы какое, а розенкрейцерское.

Тут-то и «полетели клочки по закоулочкам». Потому что одно дело — когда твой сынок, находясь в гордом одиночестве, тебя хулит и даже размышляет о том, как соорудить под тебя подкоп. И совсем другое дело — когда у сынка есть целый круг элитных сотоварищей, объединенных в организацию и руководимых из-за рубежа. Сотоварищей, которые поддерживают сынка в нелюбви к мамаше, инструктируют, как с мамашей бороться...

Не масонской революции в России по образцу Великой французской революции боялась Екатерина II. Она боялась, что снюхаются Павел, ее сын и законный наследник, и некие — розенкрейцерские и околорозенкрейцерские — представители элиты, причем вполне могущественные.

Что же касается революции, то роль масонства XVIII и XIX веков в ее осуществлении крайне проблематична. И особо проблематична роль рассматриваемых нами розенкрейцеров, а также представителей близко к ним примыкающих шведских лож, шотландских лож, вообще лож с повышенным количеством иерархических ступеней/«градусов». Именно эти ложи вбирали в себя всю или почти всю европейскую и российскую аристократию. Именно в этих ложах состояли многочисленные царедворцы и отдельные императоры. Тот же Павел I, например... Или Александр I, особо сильно благоволивший к масонам после своего возведения на престол...

В исследованиях масонства, увы, очень много так называемой конспирологической пены. Но ее немало и в исследованиях на другие темы, рассмотрение которых необходимо, коль скоро ты занимаешься историей элиты, актуальными элитными играми и так далее.

Но если эту пену устранить (а это в XXI веке при желании сделать можно), то и впрямь возникает слишком очевидная на первый взгляд картина, не позволяющая осуществить дифференциацию элиты на несколько разнокачественных и разнонаправленных групп.

Конечно, Гёте — масон. Никаких сомнений по этому поводу в принципе нет. Но он и не может не быть масоном. Хотя бы потому, что масонами являются гораздо более высокие фигуры, от которых Гёте зависит.

Карл Август Саксен-Веймар-Эйзенахский, герцог Саксен-Веймарский и Саксен-Эйзенахский (1757–1828) — тоже масон. А Гёте — всего лишь полностью зависящий от герцога интеллектуал при герцогском дворе. Самому этому герцогу власть передала его мать — Анна-Амалия Брауншвейг-Вольфенбюттельская, правившая вплоть до совершеннолетия своего сына (Карл Август потерял отца в возрасте одного года).

В 1774 году Карл Август познакомился с Гёте. Карлу Августу было семнадцать, Гёте — двадцать пять. Они дружили более пятидесяти лет. Но кто тут был хозяином положения, а кто находился на шатких основаниях рядом с этим хозяином, — очевидно.

Кстати, друг и покровитель Гёте Карл Август, достигнув совершеннолетия и получив власть из рук своей матери, женился на Луизе Августе Гессен-Дармштадтской (1757–1830), которая, являлась младшей сестрой великой княгини Натальи Алексеевны, урожденной принцессы Августины-Вильгельмины-Луизы Гессен-Дармштадтской, первой супруги великого князя Павла Петровича, будущего императора Павла I.

Наталья Алексеевна умерла при родах, родив мертворожденного сына.

Когда в 1772 году императрица Екатерина II начала искать невесту для своего сына Павла, то прежде всего в качестве кандидаток рассматривались три гессенские принцессы: Амалия (1754–1832), Вильгельмина (1755–1776) и та самая Луиза, которая стала потом веймарской герцогиней, этакой повелительницей Гёте. Выбор Екатерины пал на Вильгельмину. Она-то и стала великой княжной Натальей Алексеевной. Порой думаешь, ну чем бы была Российская империя без гессенских