Говоря о соотношении российских хитросплетений с крупными мировыми тенденциями, мы не можем миновать в своих рассуждениях хоть какие-то "теоретические пунктиры", связанные с вопросом об участии в этих хитросплетениях не просто отдельных фигур и структур, а неких макросоциальных сущностей. Как мы назовем эти сущности – классами, элитными группами или "социальными эйдосами", это не так уж и важно. Гораздо важнее то, что в нынешней России борьба тенденций и сил ведетс зачастую вне четкого осознания сути этой борьбы действующими в ней фигурами и структурами. Это печальное обстоятельство создает для нас определенный аналитический риск. Мольеровский Журден не знал, что он говорит прозой, а герои нашего аналитического обзора вполне могут не знать, что являются проекциями тех или иных макросущностей. Более того, эти герои категорически убеждены в том, что они не являются ничем подобным, что их "пристегивание" к этим сущностям равносильно применению в анализе худшей разновидности самого вульгарного марксизма. Тех разновидностей, в которых Татьяна Ларина является выразителем сельских мелкопоместных настроений, а Евгений Онегин… и т.д. и т.п.

И в самом деле – риск велик каждый раз, когда на месте живой личности возникает "выразитель и представитель". Этот риск велик тем более потому, что в подобном раскладывании по макросоциальным базовым функциям всегда есть возможность представить нынешнюю судорогу как борьбу зла и добра. А вот этого уж хотелось бы избежать категорически и безусловно. И все же… Все же накал происходящего так велик, что лучше рисковать, "завязывая" фигуры на элементы макросоциума, чем просто барахтаться в тине полного непонимания сути всего, что копошится в нашей старосветской грязной луже прото-, квази-, неополитики.

А раз так, то нынешнюю борьбу за власть придется соотнести с генезисом всей нынешней элиты, которая и осуществляет эту борьбу. А поскольку власть и собственность в борьбе, о которой мы говорим, переплетены мертвым узлом, то речь должна идти и о генезисе собственности.

Подробное рассмотрение этих вопросов неминуемо увело бы нас из жанра завершающей аналитики в жанр подробных теоретических экскурсов. Мы можем избежать этого, в частности, потому, что в других томах данного обзора мы с той или иной детальностью все же обсудили те базовые понятия, на которые хотим опереться в нашем анализе. В сущности, в предельно упрощенном (настаиваем на том, что речь идет именно о предельном, но все же необходимом и не уводящем нас от существа дела упрощении происходящего) и редуцированном виде нас интересуют две сущности макросоциального характера.

Первая – "молодой капитал".

Вторая – "старый капитал".

Речь, разумеется, идет не о возрасте. "Молодой капитал" уже давно совсем не молод биологически. А старый далеко не всегда так уж биологически стар. Кроме того, все, конечно, предельно спутано. И зачастую "молодой капитал" есть прикрытие "старого капитала" (реже наоборот). Но это не отменяет наличие интересующих нас качествований, как не отменяет черно-белой гаммы никакое количество влиятельных и убедительных цветов и полутонов.

"Молодой капитал" — это тот конгломерат внесистемных или околосистемных элементов, который востребовала реформистская часть Системы для борьбы со своей контрреформистской частью в конце 80-х годов. Вынув из бутылки этого джинна, реформистская номенклатура в дальнейшем потерпела от него тяжелое поражение в 1991, 1993, 1996 годах. Само наличие этих трех поражений в условиях растущего социального неприятия всего того, что осуществлялось в стране от лица так называемого "молодого капитала", говорит о том, что этот капитал обладает набором видовых качеств, позволяющих ему успешно бороться в нынешнем депрессивном и регрессивном климате со своими системными антагонистами. Эти качества вытекают из природы "молодого капитала". Фигуры, выдержавшие все тяжкие этапы криминального отбора за прошедшее десятилетие, обрели в горниле этого отбора определенную завершенность. Вспомним поэта: "Тяжкий млат, дробя стекло, кует булат".

Отбор – это тот "тяжкий млат", который выковал в горниле безжалостных и далеко не примитивных криминальных разборок генерацию с определенными качествами. Это люди, полагающиеся только на самих себя, отрицающие какую-либо системность в том, что касается политической и иной конкуренции, люди свободные почти от всего того, что олицетворяет собой идеал классической социальной ответственности, люди, готовые самостоятельно продираться через самые сложные барьеры и препятствия, люди, всем обязанные себе и через призму такой "самости" относящиес и к другим. Не связанные с политической эпохой, требовавшей хотя бы минимальных государственных соответствий, эти люди никак не связаны ни с какой государственнической политической традицией. Когда говорят об "отморозках", о беспределе, то это все о них же, об этих "волках", воспитанных в "джунглях" последнего десятилетия.

Призванные реформистской частью Системы для того, чтобы выполнить вспомогательную роль, эти люди пришли и не хотят уходить. Отсутствие у них системного опыта не позволяет им взять власть всерьез и надолго. У них нет ни знаний, ни навыков, необходимых дл большого системного управления. Но у них зато есть избыток воли и беспощадности. Есть избыток парадоксальности, готовности воевать не по правилам. Есть особый эмоциональный кураж, порожденный безысходностью их положения, предельной припертостью к стенке, остротой ощущения того, что каждый бой – последний. Эти люди не избалованы. Им не свойственно оглядываться ни на что – ни на традиции и нормы, ни на мнение своей среды, ни на мнение общества.

Главою и опорой этих людей стал президент России Борис Ельцин. Выйдя из номенклатуры и будучи востребован ею для исполнения вспомогательной роли, Ельцин замкнул на себя энергию таких же "вспомогательников". В этом смысле он для номенклатуры хуже, чем Березовский. Он свой, предавший своих. Ему не может быть пощады и не будет пощады. И он не хочет пощады от своего слоя, который ненавидит какой-то особой сосредоточенной ненавистью. Шарахаясь из стороны в сторону, отвергая какой бы то ни было стратегический курс, превращая политику в череду парадоксальных комбинаций с постоянным нарушением правил, Ельцин удерживает власть в обнищавшей и рушащейс стране на протяжении восьми лет. Это беспрецедентно. И это не может иметь место в случае, если подобный корявый, неотесанный, угловатый, наделенный всеми мыслимыми реальными недостатками (к которым добавляются недостатки, вымышленные его противниками) секретарь Свердловского обкома не наделен особыми (и весьма специфическими!) политическими (или квазиполитическими) талантами.

Огромную роль в успехе Ельцина (а значит, и "молодых волков" в целом) сыграло то, что президент США Билл Клинтон продержался на своем посту тоже в течение восьми лет. Эти годы Клинтона стали годами безусловной поддержки самого Бориса Ельцина и того курса, который позволял "молодым волкам" выжить и процветать. Связано ли это было с представлением Клинтона о благе России или благе США, означало ли это то, что Клинтон хотел умертвить Россию с помощью "молодых волков", или то, что Клинтон не хотел окончательного распада России из сколь угодно далеких от ее интересов собственных геополитических представлений, в данном случае тоже неважно. Важно то, что связка Клинтон—Ельцин—"волки" представляет собой некий достаточно устойчивый политический инвариант.

В этом смысле многое из того, что начало происходить в 1999 году, связано со скорым и неизбежным уходом Клинтона и отсутствием на американской политической сцене замены этому, весьма своеобразному в своей (конечно, более чем относительной) противопоставленности истеблишменту, очень крупной маргинально-элитарной фигуре.

Антитезой "молодому капиталу" является "капитал старый". То есть номенклатурный. Этот капитал никак нельзя считать беззубым. Он тоже прошел горнило криминального десятилетия, тоже доказал свое умение драться и побеждать. Но если у его оппонента все строитс на "делании самого себя", на продирании локтями сквозь плотный слой себе подобных, то здесь темп успешности и неуспешности определяется теми баллами, которые соискателю выставляет Система. Это порождает массу видовых свойств, которые мешают быстрому достижению успеха в конкурентной борьбе с "волками" как целым. Но это же придает всей логике действования системность и основательность.

До недавнего времени у "старого капитала" в России не было настоящего лидера, признанного на Западе. За неимением другого "старый капитал" ориентировался на Черномырдина, но Черномырдин с его прочной привязанностью к ТЭКу и не менее прочной вписанностью в ельцинскую команду не мог замкнуть на себя необходимые линии высоких политических элитных энергий ни в стране, ни на Западе.

Черномырдин в лучшем случае сохранял способность построить отношения с Гором как преемником Клинтона. Но Гор не олицетворял собой всей американской элиты. Весьма значительная часть истеблишмента США уже делала ставку на республиканцев в послеклинтоновский период. У кандидата республиканцев Буша был один возможный партнер в России – Александр Лебедь. Но Александр Лебедь никак не мог считаться достойным выразителем номенклатурной воли и номенклатурного интереса в России. Напротив, номенклатура видела в Лебеде скорее второго Ельцина (что не совсем так). Не мог считатьс полностью кондиционным в этом смысле и Юрий Лужков, недостаточно "знатный" в номенклатурном смысле и слишком уж тоже ельцинский.

Именно появление Примакова на политической сцене означало, что номенклатура получала своего героя и могла замкнуть на нем свои небезупречные, но и не малые "ресурсы политической энергетики", а Буш и другие могли начать выстраивать на опережение новые варианты своих уже знакомых политических игр. Множество политических величин, таким образом, стало "необходимо и достаточно полным".

А это означало, что игра обретала принципиально новое качество и принципиально новым образом замыкалась на постоянно обсуждаемые нами глобальные макропроектные модификации. В этой новой типологии игру и следует рассматривать. Хотя бы потому, что в противном случае она не просто непонятна и непрозрачна – она во многом абсурдна. Между тем в данном случае ее абсурдность – это форма, не соответствующая реальному содержанию. А поскольку содержание весьма и весьма зловеще, поскольку раскрытие этого содержания предопределяет возможность ответственного политического поведения в предкатастрофический период, то стирание абсурдистского рисунка и выявление того, что он скрывает, является обязанностью любой ответственной аналитики.

Описав таким образом действующие в процессе макросоциальные величины, мы можем вернуться к уже привычному для нас языку развертывающихся функциональных блок-схем.