Общий властный кризис в России, описанный в предыдущем разделе, самым непосредственным образом связан с наблюдавшимся в этот же период крайним обострением противоречий в элитном сегменте России. Это обострение сопрягалось с обострением мировых противоречий (см. разделы "Америка Клинтона и других", "Закат атлантической солидарности", "Азиатско-тихоокеанский регион — союзы и противостояния", "Мировая экономика"). Нет сомнений, что именно взаимодействие этих обострений и привело в конечном счете к майскому политическому кризису и последовавшей в результате него отставке правительства Примакова.

При этом и кризис властных институтов, и борьба "центральных" публичных политических фигур, проявляющиеся на поверхности политического процесса, его, разумеется, не исчерпывают. Центральные политические фигуры и властные институты всегда и везде, а в сегодняшней России в особенности, являются, по сути, некими политическими (а иногда — отчасти и экономическими) "акционерными предприятиями", которыми "на паях владеют" (то есть в той или иной степени влияют, управляют, контролируют) различные кланово-корпоративные группы.

При этом следует подчеркнуть, что речь здесь идет не об исключительных особенностях России и не только и не столько о прямой коррупции. Это явление "акционирования власти" глубоко изучено и детально описано, в том числе в формах "недобросовестного лоббизма", в самых "цивилизованных", "демократических", "развитых" странах.

А потому, говоря о начале или конце эры того или иного политика либо о кризисе того или иного властного института, мы должны иметь в виду определенный этап сложной и многоуровневой игры-борьбы, которую ведут между собой элитные группы (кланы). Подтверждение этому — тот факт, что с отставкой Примакова эта игра-борьба вовсе не ослабела; более того, она набирает обороты (интенсивность, скандальность, публичную бесцеремонность и остроту) с приближением парламентских и президентских выборов.

Возвращаясь к периоду правительства Примакова, нужно подчеркнуть, что обострение противостояния кланов в этот период стало одновременно и фактором, и индикатором достаточно глубокой кланово-корпоративной переконфигурации российского политико-экономического пространства, разрыхления и ослабления одних и укрепления и уплотнения других клановых сообществ в борьбе за ВЛАСТЬ и СОБСТВЕННОСТЬ, а также за ВОЗМОЖНОСТИ наиболее выгодной конвертации одного в другое по формулам "власть — собственность — власть-штрих" и "собственность — власть — собственность-штрих".

И вновь подчеркнем, что указанный тип решаемых проблем и механизмов конвертации — вовсе не особенность современной России (как и России вообще) или так называемых "транзитных" постсоветских стран, "стран с переходной экономикой" и т.п. Подобные принципы борьбы являлись и являются основным содержанием политического процесса всегда и везде. А вот тип и характер борющихся групп, форматы создаваемых клановых конфигураций, а также технологии борьбы оказываются специфическими как исторически, так и культурно-географически и требуют конкретного осмысления.

В устоявшихся "демократических" обществах с прочной нормативной структурой основными технологиями кланово-корпоративной борьбы является лоббирование нормативных (законодательных и судебных) решений, защищающих интересы определенных кланов, а также властных перемещений лиц (команд), связанных с этими кланами. В ряде стран (например, в США) эти технологии законодательно закреплены (законы о лоббизме, а также права назначения нижестоящих должностных лиц официальными чиновниками различных рангов). Хотя и здесь реальные процедуры такого лоббирования нередко выходят за нормативные рамки (включая коррупционные и спецслужбовые механизмы — например, знаменитые дела типа "Уотергейта" или "Иран-контрас") и вызывают многочисленные скандалы.

В условиях обществ со слабой, неустоявшейся или нарушенной нормативной структурой перечисленные технологии лоббирования обычно задействуют большее количество вненормативных (в том числе и тех же коррупционных) механизмов и, кроме того, включают в сферу лоббирования должности, институты, процедуры, которые в "нормативных" обществах обычно от лоббистского давления "табуированы" законом и общественным мнением.

Кроме того, в таких "слабо-нормативных" обществах существует достаточно обширная зона перераспределения ресурсов собственности и власти (как прямой, так и косвенной, в формах ВЛИЯНИЯ), не закрытая плотным "обручем" законодательной нормативности и/или общественного контроля. В России, в частности, речь идет в первую очередь о неустойчивых и недоопределенных отношениях собственности как в ее уже приватизированной части (бесспорная для социального большинства несправедливость и нередко очень сомнительная законность приватизации), так и в предполагаемой к приватизации госсобственности.

Далее, к этим же зонам относится влияние на управление финансовыми и ресурсными потоками государства (кредиты, инвестиции, госсчета в банках и т.п., то есть привлечение в пользу кланов госресурсов), влияние на СМИ (механизмы формирования общественного мнения в кланово-корпоративных целях), позиции в судебно-арбитражных ведомствах и спецслужбах (возможности подавления конкурентов "властью закона" или "властью ОМОНа"), позиции в преступном "бэкграунде" (возможность оказывать на конкурентов криминальное давление). Наконец, не последнюю роль в этом списке играет и возможность влияния на международные терминалы принятия решений, которые способны оказывать то или иное давление на органы власти (политической и экономической) в России.

Очевидно, что действия в указанных зонах и с использованием "вненормативных" технологий, являясь, во-первых, компрометирующими кланы и, во-вторых, чреватыми законодательными санкциями, никогда не афишируются и выносятся на "политическую поверхность" лишь клановыми конкурентами в ходе компрометационных скандалов и информационных межклановых войн. И именно и прежде всего подобные скандалы являются теми фазами кланово-корпоративного процесса, которые позволяют что-то понять в происходящем. В связи с этим уместно вспомнить знаменитую фразу Черчилля о "схватке бульдогов под ковром, когда о результатах можно судить только по выбрасываемым трупам".

В рассмотренный период времени основная борьба в России развернулась между несколькими крупнейшими, крупными и не слишком крупными "кланами". Сразу подчеркнем, что и конфигурация этих кланов, и их внутренняя структура и консолидированность изменялись в ходе борьбы. Заметим, что подобная "нестабильность" клановой структуры — непременная особенность "слабо-нормативных обществ" с утерянными крупными целевыми ориентирами, поскольку на остающемся пространстве "мелких целей" интересы тех или иных элитных фигур и групп могут совпадать лишь ситуативно, тактически. И еще подчеркнем, что именно указанная ситуативность целей — один из главных факторов, предопределяющих остроту и почти непрерывный характер клановых конфликтов в нашей стране.

Тем не менее с немалой долей условности, на момент прихода к власти Примакова в России можно выделить следующие кланово-корпоративные кластеры:

— часть элиты, которая резко утратила влияние и позиции после кризиса 17 августа 1998 года и прихода Примакова в правительство. С этими группами связывают прежде всего ушедших в тень после отставки кабмина Кириенко "младореформаторов", а также определенную часть так называемых "олигархов".

— часть элиты, которая получила возможность наращивать позиции в борьбе за властные терминалы (и собственность) именно после прихода правительства Примакова. Здесь прежде всего имеются в виду группы бывшей крупной номенклатурной бюрократии.

— часть элиты, которая в целом сохранила свои властные и экономические ресурсы после августовского кризиса, но в новой политической ситуации, создавшейся после прихода правительства Примакова, была поставлена перед необходимостью перегруппировки своих сил с целью удержания и наращивания имеющегося потенциала. В том числе — группы, так или иначе связанные с окружением президента.

В этом смысле широко распространенное СМИ мнение, которое заключалось в том, что Примаков был назначен Ельциным в качестве некоего межкланового стабилизатора, не имеет под собой серьезных оснований. Прежде всего потому, что приход Примакова (союзника определенных элитных кругов) ознаменовал собой возвращение к власти части тех, кого, казалось бы, давно списали со счетов. И такой приход уже в силу этого был очень опасен для других, особенно в крайне острой политической и экономической ситуации в стране, возникшей после кризиса августа 1998 года, и перед лицом неизбежно встающего перед обществом знаменитого вопроса "кто виноват".

И то, что эта опасность не иллюзорна, показали первые же шаги нового кабмина, заявившего, что приоритетной задачей первых 100 дней правительства должна стать "экономическая расчистка". Вслед за этим, предвидя реакцию оппонентов на такое заявление, правительство в лице вице-премьера сделало "упреждающий жест".

20.10.98. Маслюков публично заявил о готовящейся против него "заказной" компрометационной кампании.

Почти сразу в прессе появились слухи, что готовящаяся кампания связана прежде всего с некоторыми экспортными операциями "Росвооружения" в страны, контакты с которыми не принято афишировать. Здесь же подчеркивалось, что главным условием своего вхождения в правительство (сначала Кириенко, потом Черномырдина, а затем и Примакова) Маслюков выдвигал свое кураторство над "Росвооружением". Тогда же появились слухи, что Маслюков уже участвовал в каких-то конкретных "непрозрачных" операциях по экспорту вооружений. В качестве первого "намека на предмет" в прессе появились сообщения о частых контактах Маслюкова с А.Егиазаряном ("Уникомбанк" и "Моснацбанк"), участником скандала 1997 года с пропажей сотен миллионов долларов в ходе поставок МиГов в Индию.

Но уже через неделю опасения вице-премьера подтвердились, причем подтверждение приняло достаточно открытые и радикальные формы.

27.10.98. В интервью британской "Дейли телеграф" Г.Явлинский заявил, что часть высших постов в правительстве Примакова была куплена, а некоторые из самых влиятельных российских министров связаны с "исключительно коррумпированными кругами".

28.10.98 На пресс-конференции в Госдуме Явлинский заявил, что формирование в правительстве лоббистских группировок происходит постоянно и нет ничего удивительного, что в кабмин РФ назначен ряд персон, представляющих интересы определенных групп. Так, например, министр Кулик представляет агропромышленное лобби, Маслюков — военно-промышленное.

Заявления Явлинского вызвали незамедлительную ответную реакцию кабмина, потребовавшего предметных доказательств наличия коррупции в правительстве. Таких доказательств в публичном политическом процессе не появилось, но пущенный Явлинским "пробный шар" потихоньку катали по политическому полю много месяцев, регулярно ставя в вину лично Примакову нежелание бороться с коррупцией в рядах высшего исполнительного органа власти.

Следующей в полемику на тему коррупции вступила Генпрокуратура. Генпрокурор Скуратов, подтверждая (хотя и без конкретных фактов) наличие коррупции "в высших эшелонах власти", в качестве единственного примера напомнил об уголовном деле замминистра финансов при правительстве Кириенко В.Петрова. То есть прямо адресовался не к кабмину Примакова, а к его предшественникам — "младореформаторам".

Но одновременно с этим Генпрокуратура объявила о "значительном продвижении" в расследовании причастности бывшего руководства ЦБ к дефолту 17 августа 1998 года, а также по ряду других громких дел предыдущих лет: об убийстве Листьева, в делах "Роскомдрагмета", Ангелевича и т.д.

Таким образом, заявка на грядущую Большую Войну Компроматов была сделана уже в самом начале правления команды Примакова. Сигнал "к бою" прозвучал для слишком многих. И почти сразу несколько элитных групп начали проводить "рекогносцировки" и "пристрелки".

Старт этой кампании был положен публикацией рядом изданий "демократической" направленности предположения, что дефолт 17 августа был инициирован и проведен прежде всего спецслужбистскими группами, которые поднялись с приходом Примакова. Одновременно премьеру начали присваивать (справедливо или нет — вопрос отдельный) ярлык лидера остатков спецслужб, сражающихся против реформ.

Проведенный Примаковым (что вполне, казалось бы, естественно) ряд совещаний с силовиками, а также некоторые новые назначения в этой среде, видимо, дали подходящий информационный повод к началу кампании.

09.10.98. Заместителем начальника Управления "К" ФСБ назначен полковник Комельков. В сферу его деятельности входит кураторство СМИ.

Недавно воссозданное в ФСБ управление "К" (охрана конституционного строя), разумеется, не может не интересоваться ситуацией в СМИ. Но одновременно газеты подчеркивают, что Комельков ранее работал у Коржакова в службе безопасности президента (СБП), где отвечал за "решение оперативных вопросов на телевидении". И оппоненты трактуют назначение вполне конкретно: это возвращение старых (уже проявивших себя как "антидемократы") спецслужбистов к властным терминалам. И на этом фоне разворачивается ... (см. подраздел)